Ирина Кульджанова - Душа моя

– В школу я иду, пап, понимаю, что и так умная, но нужно все же учиться. Да и развиваться ребенку надо, я ж врачом буду. Но ты не волнуйся, я с подругой договорилась, она меня кушать готовить подучит, да и по хозяйству подсобит, так что работай и не переживай!

Взволнованный этим дочерним успокоением еще больше, отец выяснил, что подруга – медсестра из больницы, живущая по соседству, спокойная и молчаливая Полечка, ни в чем не отказывающая его шустрой дочери. Поговорив с нею на следующий день, он убедился, что Светик нашла единственно верное для них решение. Пообещав Поле небольшую оплату, вздохнул свободно.

Конечно, на него, вернувшегося с фронта и овдовевшего, с первого дня велась охота. И сам он, чего уж там, хотел спокойной и уютной мирной жизни, и что б рядом была теплая и заботливая жинка, и домой хотелось бы, как на крыльях, лететь, как-то до войны было. Сердце уже давно смирилось, что его Галинку слепая война прибрала холодными пальцами, и хотело любви и устроенности. И уже на примете была ладная почтальонша Татьяна, розовощекая, вся аккуратненькая, играли на щечках ямочки и заставляли там, в груди, теплеть и томиться…

Жизнь потихоньку налаживалась. Так прошел еще год. Светик училась, дома был образцовый порядок, а по оказии, да и выходными, Танечке не приходилось больше скучать в одиночестве. А потом, конечно же, случилось то, что должно было – Танечка, розовея от счастья, сообщила своему избраннику, что отяжелела. Тянуть дольше было некуда, так и переехала она в дом, где и без нее все было хорошо. Светик, настороженно выслушав смущенного и счастливого папу, молча, заперлась в маленькой комнатке. Отец, ожидавший всеобщей радости, походил по дому кругами, вытащил заначенную бутыль с самогоном тетки Феклы, да и надрался в одиночку до полного беспамятства, чего раньше никогда не делал. Танечка, утомленная сборами и переживаниями, ополовинила кастрюльку с борщом, сваренным Светиком, и уснула в сенях на лавке, потеплее укутавшись в теперь уже мужнин тулуп. Так не романтически и по-будничному и изменилась жизнь Светика.

Подувшись на взрослых еще несколько дней, пожаловавшись Полинке и не дождавшись от нее ни слова сочувствия, Светик поняла – наверное, папе маловато для счастья только ее присутствия. Это было обидно и несправедливо, но Полинка посоветовала с Танечкой поладить, и Светик прислушалась. Конечно, мачеха не любила ее, как свою дочь, но Светику сравнить было не с чем, маму она не помнила.

Жить стало немного легче. Отец теперь чаще бывал дома, много улыбался и называл их «мои девчусики». Танечка все успевала по дому, не смотря на уже сильно выпирающий живот, и старалась помочь Светику и с уроками, и в малюсеньком, засаженном девочкой по весне огородике. Светик, видя, что отец любит ее, как и раньше, успокоилась и даже начала привыкать к Танечке и ее будущему ребеночку.

Тем более, девочка проводила в школе все больше времени, твердо вознамерившись «учиться на отлично и стать врачом». Сразу после уроков неслась в ставшую ей родной больницу, пропадала там допоздна, помогая во всем Полинке, и делая уроки мимоходом на столе в маленьком чуланчике. Том самом, где когда-то хранилась вожделенная сахарная голова.

Таня, потихоньку выяснившая у соседки, где пропадает ее падчерица, сильно не волновалась, а отец, приходящий затемно, и вовсе не знал, чем живет его дочура. Когда Танюше наступил срок рожать, именно Светик не растерялась, собрала и ее в больницу, и привела в чувство испуганного отца, выплеснув на него ковш воды. Восьмилетняя девочка во всем помогала дежурной акушерке, оставшись с Танюшей. Конечно, это было строжайше запрещено, но Танюша не отпускала руку девочки все долгие часы родов, и Светик так и осталась в мрачной комнатке, отряженной под предродовую палату. Просидела на неудобном колченогом стуле, поглаживая напрягающийся Танин живот, сообщая, когда должна наступить следующая схватка и вселяя в роженицу уверенность, что все идет по плану. Родившийся мальчик – красный, сморщенный, издававший беспрестанные писки показался ей самым восхитительным существом в мире, и она всю жизнь потом оставалась преданно любящей его сестрой.

С каждым годом Светик, подрастая, укреплялась в своем стремлении стать врачом. К десяти годам она практически жила в больнице, засыпая урывками в ординаторской на короткие часы, вскакивая при любых, даже самых тихих и осторожных шагах Полинки или врача. Конечно, оставалась она на все дежурства старшей подруги, но иногда, разузнав, что привезли роженицу или кого-то из экстренных, упрашивала дежурного врача разрешить ей остаться и помочь хоть чем-то. И обычно ей не отказывали – исполнительная, спокойная и многое умеющая девочка была уже незаменимой помощницей.