Ирина Кульджанова - Душа моя

Дед мой был азартный, как что в голову втемяшится – тут же задумку в жизнь приводил. Потому и дом вышел не как у всех, а с высокими потолками, большой верандой, жилым светлым чердаком, который бабушка звала «светица», потому как жила там потом почти всю жизнь ее младшая подружка, Светик. Да и комнаты все заложил просторными, видно, надеялся, что детей будет много. Но военный голод и тяжелая стройка, пережитые моей бабушкой, нарушили все планы – родилась у них только моя мама. После ранней дедовой, а потом и бабушкиной смерти жила она там с тетушкой много лет, а три года назад и ее не стало.

Осталась в доме только Светик. Светик – давняя подруга моей бабушки, но я ее всегда за тетушку принимала. Ей уже, как говорит она сама, неприлично за семьдесят, но она по-прежнему бодра и просто потрясающе выглядит. Жизнь у нее сложилась не слишком счастливо, как и у многих, переживших войну и потерю родных. Правда, Светик родилась перед самой войной, и мало что помнит, кроме постоянного чувства голода. У нее до сих пор все карманы забиты всегда конфетками и сушками, и если дома нет готовой еды, Светик не начнет ни одно дело, пока ничего не приготовит.

На самом деле, она удивительный человек. Когда бабушка с дедом поженились, Светику не было еще и десяти, она практически жила во флигеле районной больницы, там же работала и моя бабушка медсестрой. В больницу Светика привезли в сорок четвертом малышкой, исхудавшим донельзя птенчиком. Дальняя малюсенькая деревенька, откуда она была родом, наполовину вымерла к тому времени от зимнего голода, и старый деятельный председатель правления принял решение – обошел все дома, и позвал жить до лета в клуб. Собрались все, одну, хоть и большую, избу протопить было легче, да и одноглазая тетка Марья, в начале войны окончившая курсы медсестер, могла хоть чем-то помочь тем, кто болел. Светика отправили в районную больницу на санях по последнему снегу с пневмонией, вместе с соседским мальчишкой. Она почти не приходила в себя, вся горела страшным лихорадочным огнем, съедавшим ее последние силы. Выхаживали тогда ее всем миром, а уже слегка ожившую – баловал каждый, как мог.

Однажды привезли из города вместе с лекарствами сахарную голову и кулек карамелек. Устроили праздничный вечер, а Светик подаренную ей конфетку попробовала и выплюнула – не очень-то ей по вкусу пришлась ни разу не виданная сладость. Зато сахарная голова, запертая в чуланчике на столе, действовала на нее гипнотически, и проведавшая о ее наличии Светик несколько раз засыпала перед дверью заветной комнатки, свернувшись калачиком на лавке под подоконником напротив. Прожила она в больнице тогда года два, ведь отправлять ее уже было не к кому. Голодная зима унесла с собой жизни бабушки и родной тетки, с которыми жила Светик, на маму, ушедшую на фронт еще в сорок втором пришла похоронка, а от отца вестей не было уже больше двух лет.

После войны встал вопрос об оформлении ребенка в детский дом, и, когда уже были готовы все документы, вернулся отец. Светик, ни разу в жизни его не видевшая, испугалась здорово. Ни в какую не хотела уезжать из ставшей родной больницы. Боялась незнакомца, который нетерпеливо теребил ее куцые хвостики, целовал колючими усами щеки и ладошки и обнимал так, что дышать было вовсе нечем. Пахло от него крепким табаком и пылью, и чем-то терпко-тяжелым, и Светик, освоившая все правила приема в больницу, заявила тогда растерявшемуся отцу: «Давай-ка, дорогушенька, быстренько в помывочную, да на общий осмотр!». Так и остались они тогда вдвоем.

В родную деревню уже не вернулись, остались в районе. Выделили им небольшой крепенький домик на окраине, давно опустевший и заколоченный. Уютом там и не пахло, маленькое семейство в нем оставалось только на ночь. Светик, получив в свое полное распоряжение большого и сильного мужчину под названием «папа», прониклась годам к семи, как же ей, куцехвостой, повезло в жизни. Папа любил дочу самозабвенно, устроившись в райцентре водителем, возил ее с собой целыми днями, баловал нехитрыми сюрпризами – то косыночку яркую подарит, то яблок за пазухой принесет, а однажды – вот чудо! – появилась у Светика самая настоящая азбука. С тех пор жизнь ребенка наполнилась чудесными людьми и историями, которые она беспрестанно рассказывала всем, кто в тот момент оказывался рядом. Находились добрые люди, которые обещали Светику:

– Вот погодь, найдет тебе отец мамку, кончится твоя вольная жизнь!

Светик, привыкшая к всеобщей любви, недоумевала, что может измениться, но боялась и начинала внимательно смотреть, чтоб у папки ни малейшего шанса найти ей мамку не осталось. Днем, дожидаясь отца, старалась что-то сделать по хозяйству, и он нарадоваться не мог, какая у него шустрая и хозяйственная девчушка подрастает. Понимал он, что не жизнь это для ребенка, что в дом нужна женщина, чтоб уют в него принести и о дочери заботиться, но медлил. Когда Светику исполнилось семь, она важным голосом ему сообщила: