Всеволод Георгиев - Московская живодерня (сборник)

Ну, прибыл подарочек на живодерню. Откормили его кониной, да молоком, да овсом отборным, а когда стал он клетку ломать, поставили на травлю. Получилось. Народ валом повалил. Ставки делают, кричат, свистят, чуть не лезут на арену. Воспитали вторую звезду в коллективе. Во как!

В общем, куда там испанцам, тем более португальцам. Скажешь, они до сих пор боем быков балуются, а мы по другому ведомству? Все так. Русские, они всегда все до крайности довести норовят, вот наша беда. Ударить так, чтобы кулак себе расшибить, а потом ходить инвалидом и забыть о боксе. Всякая чрезмерность дурна, и людьми не приветствуется, и люди ее избегают. Это еще Монтень сказал. Монтень, говорю, французский философ. Но мы Монтеня не читаем. На кой ляд нам Монтень?! Нам Монтень не нужен! Пошел он к лешему со своей филожо… короче, со своей наукой!

Вот и наша коррида кончилась. Насовсем. Расскажу как.

Однажды хозяин живодерни проигрался в пух. И денег задолжал какую-то безумную сумму. А отдавать надо. Вот тогда он и решил разом ее огрести, устроив невиданную травлю. Столкнуть на ринге Борькина с Вольдемаром. Видно, торопился хозяин, а может, и не протрезвел еще до конца, но как решил, так и сделали.

Публика собралась самая отборная. В напитках недостатка, само собой, не было. Офицеры пришли флотские, крымцы, тоже народ, прямо скажем, крутенький. На Крымской войне прошли через смерть, в башке затонувшие корабли, погибшие адмиралы да товарищи убитые и искалеченные.

Тихо!

Откуда-то издалека донесся волчий вой. Он начинался с низкой ноты, потом брал выше и выше и внезапно оборвался. Мы приподнялись и покрутили головами. Вокруг стояла ночь. Туман ушел. Кое-какие клочки оставались, они жались к опушке леса и к подножиям стогов, но небо прояснилось, и на юге повисла луна, круглая и яркая, как хирургическая лампа. А мы и не заметили, что освещены таким прожектором. Взгляд невольно потянулся к незаряженным ружьям. Прислушались. Тишина. Выпили. Закусили. Еще прислушались. Тихо. Я опять повалился на сено и стал смотреть на луну, по которой иногда пробегали черные тени облаков. Луна как будто ныряла в воду, неглубоко, сохраняя свое присутствие, как поплавок, выныривала и снова ныряла. Собеседник мой прожевал сало с черным хлебом, обтер губы рукой и продолжал.

Значит, в один прекрасный вечер столкнули-таки Борькина и Вольдемара. Дед говорил, что такого действия на барабанные перепонки он никогда не испытывал, даже на войне. Это был рев, от которого у всех захолонуло сердце. Все ненадолго оцепенели. Наверное, так цепенеет жертва ревущего хищника, в первое мгновение она не в силах ни спасаться, ни сопротивляться. А потом толпа закричала, затопала, зашлась в истерике. На кругу происходило нечто страшное и величественное. Два бойца, общим весом чуть не в полторы тонны, ловкие, смелые, опасные, то сшибались, катаясь по арене, как дерущиеся кошки, то расходились, чтобы, отдышавшись, ринуться снова в бой. Все цепи были оборваны. Песок и опилки не успевали впитывать кровь. В рядах у зрителей то тут, то там тоже вспыхивали драки. Это всеобщее возбуждение, гипнотическое состояние не могло кончиться добром.

Наконец наши слоноподобные бойцы, ревя и нанося вслепую удары, проломили забор и выкатились в проход. Надо было что-то делать, и старший псарь выпустил собак: собаки всегда останавливали вырвавшихся на волю животных. Но не тут-то было! Как говорится, не на тех напали. Конечно, собаки в своих вольерах слышали шум битвы, его, наверное, было слышно аж в Анненгофской роще, куда золотари потихоньку свозили нечистоты. Собаки выли, бросаясь на стенки вольеров, они тоже всем существом поддались гипнозу боя, поэтому, когда их выпустили, они, рыча от нетерпения, тяжелым галопом бросились в гущу сражения.

Самые отчаянные из зрителей тоже не удержались и, вооружившись кто чем, бросились выручать животное, на которое они сделали ставку. Моряки выхватили кортики и, сомкнув ряды, пошли в атаку, будто она была последней. Они потерпели поражение от лягушатников в Крыму и теперь спешили отстоять свою честь. Даешь Севастополь! Короче, случилась такая свалка, что мама не горюй.

Дед видел, как один купец с тяжелой лавкой в руках бросился защищать медведя и как тот, не разобравши дела, ударом лапы сшиб его на землю, решив, что это и есть виновник всех бед. От второго удара купца спасла лавка, она переломилась в нескольких местах, у нее подломились ножки, а большой кусок доски подлетел высоко в воздух и, описав дугу, сбил с ног какого-то человека. Часть обломков упала на купца, впрочем не причинив ему особого вреда. В это время на ушах у быка висели два огромных волкодава, еще два держали медведя за гачи, но медведь этого не замечал, и псы волочились за его задними лапами: так двое маленьких детей, играя, безуспешно виснут у отца на ногах, пытаясь удержать его на месте. Все это дед увидел как в замедленной киносъемке. Он успел скинуть пиджак и набросить его на голову медведя. Медведь замешкался, и дед выхватил купца из-под Вольдемара. Купец был тяжелый, но дед закинул его себе на спину и вынес, как выносят раненых с поля боя.