Сергей Хабаров-Триль - Слабые люди

О.Н. уже спокоен. Улыбка играет на лице, пальцы весело отстукивают по бортику ванной. Кажется, боль наконец-то отошла.

«Вероятно, сейчас я выгляжу, как счастливый еврей в Аушвице, что само по себе бред, если не вопиющий случай обесценивания. Удивительно то, что раньше я это даже стене не рискнул рассказать. Рак раскрепощает, одна…"– О.Н. прерывает женский голос, слова невнятны, но с яро-истеричной ноткой.

С испуганным видом он срывается с места и поднимает камеру.

"Черт, она нашла мои лекарства!!!"– и камера вываливается из рук прямиком на пол, сшибается неловким движением его ступни. Удаляющийся топот, вопли и ругань, чьи-то босые ноги с разбухшими от варикоза венами носятся в ванную и из нее, сопровождаемые визгливым женским рыданием, с грохотом задевая все еще валяющуюся на плитке камеру и забытую пару домашних тапочек с помпончиками.

–щелк-

____

Запись 000005. 25.04.2024. 13:50

Открытое настежь окно. Разбавленный облачным фильтром свет, рябя в правом верхнем углу над знаком записи, проливается на живой труп, что сидит в кресле. За время отсутствия его щетина превратилась в бороду. Голос скрипит.

"Она нашла мои лекарства. Был разговор. Скандал. Во время ее воплей у меня страшно разболелась голова. Кажется, я потерял сознание."

Минутное молчание, во время которого труп вовсе не шевелится, не слышно даже дыхания или скрежета отросших ногтей по грубой ткани под подлокотником.

"Недавно только выпустили из больницы, прописали еще лекарства. Сказали, что страховка уже истекает, как струйка песка в этих самых часах. Как будто они мне, блять, помогут… Она ушла от меня. Сказала, что не хочет потратить оставшиеся годы на жизнь с мертвецом. Сказала, что я не тот человек, что заслужил бы подобного трепетного отношения к себе. Сказала, что я слишком жалок, чтобы иметь право жить дальше, после чего попросту хлопнула дверью и до сих пор от нее ни слуху, ни духу. Ну и пусть себе шагает, скатертью дорожка! Если я о чем-то и жалею в связи с ее уходом, так это только о том, что на готовку уходит слишком много сил. Мои силы стремительно тают: я уже не могу нормально ходить, удерживая спину прямой, потому как снова становится тяжело, будто у меня рюкзак под пятьдесят кило за спиной. Так же в висках периодически побаливает да дыхание спирает. А когда от конфорок идет этот жар, боль словно превращается в металлические шарики, что катаются по тоннелям-обручам внутри моей головы по всей окружности. Звонко сталкиваются, громыхают, периодически застревают и все это вновь и вновь сопровождается болью до тех пор, пока они не закатятся в лунки за белками глаз, сначала расплавляясь и облепляя их с внутренней стороны, а затем неведомым образом выдавливая наружу!"– труп приподнимает бутылку с янтарной жидкостью, отпивает,– "Отвратительное ощущение, особенно учитывая то, что порой мои руки отказываются меня слушаться… Сейчас день, но дома пусто и холодно. Периодически звонят родители, но я не беру трубку. Отправил им пару сообщений, мол, я в порядке, просто чуток приболел. Они наверняка еще не знают, потому что не особо интересуются моей жизнью, но с работы я уже уволился, справедливо сочтя, что мне там больше делать нечего. Не с таким диагнозом. Не в таком положении. Я вернулся домой и так тут и остался, решив подсчитать накопленные деньги. Вышла приятно кругленькая сумма. Ну, хоть с голоду не помру!"

Смеется, затем подрывается и исчезает с кадра. Звякает битое стекло.

Десятиминутное отсутствие.

Наконец, О.Н. вернулся, пытаясь оттереть с выреза на футболке кровавые следы.

"Й-эх… лень менять футболку. Все равно меня никто не видит, никто не собирается обвинить меня в том, что я– грязный боров, живущий в помойке, или в том, что я опять все испортил…"– вдруг он как-то по-новому посмотрел в камеру, будто бы осознав нечто, изменившее его мнение,– "Кроме тебя, мой таинственный наблюдатель! Только ты со мной, дружище-невидимка! Это если… может, никто не смотрит эту запись… да нет же, кто-то да посмотрит, точно-точно! Или, может на нее и не стали смотреть после моей смерти, так же наплевав, как и на меня? Что ж, печально, если это окажется правдой, но смерть еще не здесь, не вступила в свои права, а я что-то да могу изменить. Не многое, но достаточно для того, чтобы это хоть кто-нибудь, хотя бы одна чертова душонка на всем белом свете да посмотрела!"

Надрывно раскашлявшись, все равно не изменил своего до странного горящий взгляд. Предположительно точно так же горят глаза у людей, вот-вот готовых прошептать триумфальное: "Эврика!"