Игорь Синицын - Северная корона

Получить швейцарскую визу оказалось делом формальным, и единственная проблема, с которой он при этом столкнулся, это припарковать машину на Марата.

Он первый раз летел на Берлин, до этого всякий раз путь в Германию для него лежал через Франкфурт. Хотя название «Schönefeld» ему было знакомо ещё со времён ГДР. Отец, служивший тогда в ГСВГ, пару раз летал именно из этого аэропорта домой.

При подлёте в глаза бросались желтые прямоугольники полей, засеянных рапсом. Эта картина как бы подчеркивала, что вы прибываете в страну с высокоразвитыми технологиями – немцы одними из первых в Европе стали использовать биотопливо. Само здание аэровокзала не шло ни в какое сравнение с колоссальным франкфуртовским комплексом и напоминало вытянутые в прямую линию трибуны ипподрома. Терминал России находился в самом конце, затерянный среди стран третьего мира, как и во Франкфурте, но в Берлине это воспринималось более обидно. Пройдя паспортный контроль и получив багаж, он вышел на улицу. Издали увидел Ингу возле старенькой «вольво» на пустой автостоянке. Она уже собиралась уезжать, так как Серов долго не выходил, и она решила, что он вообще не прилетел сегодня. Прежде, чем сесть в машину, он наспех выкурил сигарету, изголодавшись по куреву за время полёта. В багажнике «вольво», куда он пристроил свой чемодан, громоздились два больших ящика из плотного пластика с дырами по бокам – контейнеры для перевозки собак. Их Инга приобрела сегодня, здесь, в Берлине. «Вам предстоит их монтировать, Сергей. Думаю это не трудно, в инструкции описано всё подробно». Её русский по-прежнему был великолепен, несмотря на отсутствие практики в течение пяти лет – с той поры, как она покинула Россию. Хотя, её ведь навещают друзья из России, он сам был у неё в гостях два года назад, на Мillennium, но всё же этого недостаточно для хорошей языковой практики. Впрочем, она свободно владела и английским, и французким и ещё тремя-четырьмя европейскими языками, плюс иврит. Ей довелось работать и во Франции, и в Израиле… Сейчас он вспомнил, как однажды, гуляя по петергофскому парку , они зашли в павильон Марли и вышедшая к ним экскурсовод, набивая себе цену, спросила, на каком языке проводить экскурсию – немецкий или русский? «Дорогая не волнуйтесь, какой Вам удобнее» и Инга перечислила несколько возможных языковых вариантов для общения, ну, та и притихла сразу…

Салон «вольво» показался довольно обшарпанным, кожа исцарапана, повсюду на сиденьях валялись клочья светлой собачьей шерсти.

Был очень тёплый и даже немного душный вечер. По пути они заехали на бензоколонку, заправились, а потом хлынул дождь и, может быть, из-за него или просто увлекшись разговором, проскочили поворот на Ваймар, пришлось съезжатать с автобана и разворачиваться. Километров за двадцать до Бланкехайна он начал узнавать дорогу. Вот – Bad –Berkа, место, где находилась лучшая из когда-либо виденных им больниц. Окруженная лесом –гордостью Тюрингии, в гэдээровскую эпоху больница считалась элитным медицинским центром, предназначенным для лечения партийных бонз. Сюда приезжали руководителя страны, высокие гости из социалистического зарубежья. После объединения сюда были вложены колоссальные частные средства, больница была подвергнута полной модернизации и превратилась в нечто уникальное, по его мнению. Он вспомнил отделение реанимации, коек на пятьдесят, напичканное самой современной аппаратурой. Проходя по коридору , он видел через стеклянные стены палат больных. Один, с острым инфарктом миокарда брился, стоя перед зеркалом, – на первые сутки после стентирования! Но больше всего поразил внутрибольничный сад в главном корпусе – гигантская многоярусная оранжерея с пальмами, диковинной растительностью, гротами и водопадами…Ничего подобного он не видел даже по телевизору. И всё остальное в том же духе – комфортно, уютно, добротно. Перед входом в больницу – площадка санавиации, откуда взлетали вертолеты на аварии на автобане.

Вскоре выехали к Илму. Река неширокая и берег в этом месте просторный, травянистый и ровный, как газон. Сюда Инга любила вывозить своих собак. Грингауты – гончие, и , чтоб не потерять форму, должны много бегать. В Бланкенхайне она побаивалась отпускать их с поводка, опасаясь, что собаки забегут в какое-нибудь частное владение, где их могут просто– напросто пристрелить. «Да,да, Сергей, таких случаев сколько угодно… К сожалению, среди немцев много злобных, жестоких людей, которые не любят животных.».