Нина Охард: Как потопить «Титаник»

– Ну, он и говно, – сказал муж.

Я открыла рот, чисто инстинктивно пытаясь оправдать Игоря, но кроме глупого: «он не говно, просто ведет себя как говно», ничего не смогла придумать и вынужденно согласилась.

Пока Миша сражается за свою жизнь, мы с Игорем собираемся в Марсель. У меня уже было несколько проектов, на которые меня пытались продать, но все начиналось и заканчивалось разговорами. Поэтому я ничего не жду. Французы тянут резину, что вполне согласуется с моими прогнозами и не предвещает ничего хорошего.

Несмотря на то, что «ты едешь в Марсель» прозвучало значительно менее реально, чем «ты уволена», осталось очень много вопросов. Объяснения, даваемые французами, казались невнятными. Длинные и объемные файлы презентаций, которыми французы спамили почту, скорее путали, нежели что-то проясняли. Оставалось ждать командировку, чтобы разобраться на месте.

На самом деле в том, что я еду с Игорем был один положительный момент. Муж, обычно ревнующий меня ко всем и всему, не считает в Игоря конкурентом. Он прекрасно понимает, что шансов затащить меня в постель у любого марсельского бомжа в разы больше чем у Игоря.

Начало нашей поездки было предсказуемым. Мы договорились встретиться полдесятого у стойки регистрации, Игорь позвонил в девять, сказав, что он уже зарегистрировался и идет к посадочному выходу. Я не удивилась и не расстроилась. Всего-то проблема – будем сидеть порознь.

У нас пересадка в Париже. Три часа мы должны провести вместе, найдя какие-то нейтральные темы для разговора. Устав от вынужденного длительного общения с Игорем я отправляюсь на безуспешные поиски бесплатного кофе. Я спокойно и равнодушно смотрю на разномастную толпу пассажиров, не интересуюсь витринами магазинов, не захожу в кафе. Я пытаюсь вернуться в прошлое, вспоминаю, когда была здесь последний раз, восстанавливая в памяти события и впечатления. Погуляв по длинным переходам, я натягиваю маску разочарования, делая вид, что

расстроена тем, что вернулась ни с чем. Игорь ехидно язвит:

– Халявного кофе в Европе не бывает.

– Бывает! В Мюнхене есть. Мы зимой пили, – возражаю я, – и здесь тоже был раньше, я пила, когда летала в штаты.

– И когда это было?

– В 2001 году, – спокойно отвечаю я.

– Пятнадцать лет назад, – иронизирует Игорь.

Цифра кажется астрономической, и я размышляю, насколько наше прошлое влияет на настоящее.

Странное существо человек. Он может освоить сложнейшие разделы квантовой механики или различать мельчайшие детали клеточной атипии, но совершенно не ориентироваться в банальных вещах. Почему-то самые простые и, казалось бы, понятные вещи становятся самыми сложными для человеческого восприятия.

Я смотрю на Игоря и размышляю, почему он совершенно не боится подвоха с моей стороны, хотя сам постоянно поступает подло?

Ничто не ценится так сильно и не теряется так больно как наши собственные иллюзии. Мы стискиваем ручонками наш хрупкий иллюзорный мир с такой силой, что он крошится, распадаясь на мелкие осколки, больно впивающиеся в душу и причиняющие массу страданий. В тоже время нет вещи более бессмысленной, чем иллюзия. Она лишает нас адекватности, заставляя верить в невозможное, толкает на безумные поступки, лишая предосторожности и предусмотрительности. Она сводит нас с ума. Тем ни менее мы создаем себе иллюзии, и каждый раз, слыша, как они разбиваются о жесткую поверхность реалий, проклинаем не себя, а всех тех, кто посмел их разрушить.

– Ты мне еще позвонишь, попросишь о помощи! – кричим мы в телефонную трубку, забывая о том, что в нашем продажном мире любую непрофессиональную помощь, с ее условной бесплатностью, легко можно заменить на профессиональную, за вполне приемлемую цену.

Однако мы ждем, вздрагивая от любого звонка, когда же, наконец, о нас вспомнят. Горько рыдаем, проклиная за неблагодарность, хотя, по сути, проклинать нужно себя за глупые, ненадежные, безвозвратно утраченные иллюзии.

Я уже давно не возводила воздушных замков. Жить без них было проще и спокойнее. Нет надежд – нет разочарований.

Холодный марсельский ветер и серые немытые фасады зданий тоже не помогали их создать. Все это напоминало молодость, прошедшую в Питере, и не вызывало ностальгии.

Игорь светится от счастья, повторяя, что ему все здесь нравится, и он хочет здесь жить. «Да кому ты здесь нужен, оглянись вокруг?! Видишь эти темные не от загара лица? Они тоже хотят. Будешь стоять за ними в очереди?» – думаю я и, молча, улыбаюсь.