– Правда? Как здорово! Я согласна! – выпалила Полина, вне себя от восторга.
Судно медленно отчаливало от берега. Из радиорубки вылетала музыка, оглушавшая всю палубу и берег.
Эту песню Полина слышала впервые, и она ей очень понравилась. Было в ней что-то необычно волнующее, отчаянное, что полностью соответствовало окружающей обстановке, настроению девушки.
– Нравится? – спросил капитан.
– Очень!
Полина стояла рядом с ним в капитанской рубке, смотрела на удалявшийся берег и напряженно слушала:
«Вся земля как будто на ладони.
Все слова весомее втройне…»
– Где вы откопали такую чудесную песенку? – спросила Полина у сияющего капитана.– Она такая… ну, такая, будто прямо из души идет. Даже не так. Будто кто-то смотрит на нас и тут же, экспромтом, поёт о том, что происходит именно сейчас.
– Да-да. Я тоже это заметил, – подхватил капитан.– Это удивительная песня… Хотите подержать штурвал?
– А можно? – Полина подошла к нему вплотную. Ей очень хотелось заглянуть ему в глаза ещё раз, как при знакомстве на берегу, но не решилась.
А капитан решился. Он посмотрел, словно весь в неё проник. Боже, в этом взгляде Полина прочла столько необычного: и грусть, и страсть, и крик души – все это просилось наружу из его сияющих глаз..
Наконец, Полина, держа руки на штурвале, глянула в ответ, и лёгкая, безумная душа её с такой силой потянулась к нему, что она, ничего не сознавая, страстно прошептала:
– Мой капитан…
– Полина! – он коснулся кончиками пальцев её пушистых русых волос.
– Мой капитан! – и порывистым движением головы задела щекой его горячие, жёсткие губы.
В рубке стало тихо, прохладно. Было слышно, как с шумом и плеском бились за бортом морские волны.
«Радость – это море. Море – это горе,
Шторм – когда беснуется вода-а-а-а…»
Потом Полина все вечера сидела дома возле горячей печи, которую топила не для тепла, а для души. Свет не включала – так казалось романтичней. И ждала, ждала.
Однажды она увидела, а может, просто показалось, как кто-то прошмыгнул мимо её окна. Полина прильнула к стеклу, встав коленями на подоконник, из темной комнаты стала всматриваться в ещё большую темноту ночи, но так ничего и не заметила.
Полина захандрила. Всю ночь не спала. На работу пришла с опухшим лицом.
– Что-то ты мне сегодня не нравишься, – заметила Анна Панкратовна. – Захворала?
– Нет, – едва пискнула Полина.
– Болит что-нибудь?
– Нет, – еще раз пискнула, словно заблудившийся в лопухах цыплёнок.
– Господи, да что с тобой? – всполошилась Анна Панкратовна и внимательно глянула Полине в глаза. – Да ты, никак, влюбилась? – осенило бывалую женщину. – Ой, смотри, девочка. Любовь – это же огонь: чем ярче горит, тем сильней ослепляет.
– Нет! – с испугом выпалила Полина, отстраняясь от неё.
«Пусть ослепляет, – подумала Полина. – Пусть. Только бы не мучиться и не ждать напрасно».
Прошла уже целая вечность, а капитана всё нет и нет. Может, уже забыл её? Может, для него всё это ничего и не значит? Собственно, особенного-то ничего и не произошло, если не считать, то прикосновение щекой к его губам. Такое бывает, наверное, и просто случайно. Но взгляд его? Он говорил больше всяких слов.
И все-таки она дождалась его. Он пришёл холодной, ветреной ночью, когда Полина, уже спала. Она вдруг услышала, вернее, почувствовала кого-то рядом. Она открыла глаза – и увидела его возле кровати: исхудалый, растрепанный, тихий и ласковый.
– Мой капитан! – Полина обвила его шею своими длинными, теплыми руками. – Мой капитан, – шептала она, страстно целуя его.
– Не сон ли это, Полюшка?
– Костя, давай включим свет, мне так хочется посмотреть на тебя.
– Не надо, Поля! – поспешно возразил он и наглухо затянул штору на окне.
И в голосе его, и в движении руки со шторой было что-то непререкаемое, приказное, и в то же время будто бы что-то боязливое.
– Мой капитан боится быть замеченным? Ты стыдишься меня?
– Поленька, дорогая, о чем ты? Я схожу с ума без тебя. Но… я не смею быть здесь. Не смею, понимаешь?
– Почему?
– Поля, я не смею… Ты разве не знаешь? – лепетал он.
– Я и не хочу знать! – решительно заявила она.– Ты – мой! Ты мой капитан! Слышишь?
– Слышу, Поленька…
Ворочались, трещали, гудели в печи сосновые чурочки, нарубленные сильной Анной Панкратовной. Ветер свистел за окнами, хлопал старыми ставнями. Огонь из открытой печи освещал их возбуждённые лица.
Утром, когда Полина проснулась, капитана уже не было. И она поняла, что снова впереди долгое ожидание.
Читать дальше