Константин Ганин - Шизали

Территориально «психушка» была как раз посредине моей дороги от дома к институту, и это было удобно. Когда я за завтраком обмолвился, что нашёл подработку, родители отнеслись к этому одобрительно и на удивление спокойно. Денег в ту пору уже нигде не было, так зачем же отказываться от лишней копеечки?

На момент трудоустройства мои планы не предполагали глубокого погружения в эту специфичную деятельность – больше забава, кураж перед друзьями. Однако в тот день, когда я выходил из больницы с парой белых халатов, у меня зародились первые опасения о разумности моей авантюры. Предчувствие подсказывало, что работа предстоит из разряда тех, которую хочется оставить каждый раз, когда переступаешь её порог. Уж очень особняком стояла эта деятельность от всей остальной моей жизни. Жизнь была светлая, по-юношески приятная и беззаботная, а работа казалась мрачной и скучной. Предчувствие обмануло. Оно ничего не сказало о предстоящей опасности, а уж тем более о том, что меня будут бить по голове табуретом. Если уж оно оказалось слепым в таких важных вопросах, глупо сетовать на то, что оно умолчало о предстоящих сомнениях в собственном здравомыслии.

Где-то слышал, что в некоторых банках кассиров перед тем, как допустить к работе, проверяют на отношение к деньгам. Словно бы случайно заводят нового работника в центральное хранилище, забитое купюрами и мешочками, и смотрят на его реакцию. Если при виде стеллажей с деньгами глазки загорелись – «Прости, дорогой, нужно подыскать тебе более подходящую работу». Было бы занятно использовать подобную практику, предоставляя будущему руководителю место в психиатрическом стационаре. Извините, забыл уточнить – конечно же, место санитара или медицинского брата. Мне кажется, что человек, стремящийся к власти над людьми, смог бы там раскрыться и понять себя за несколько месяцев.

Вова, мой первый напарник, был санитаром уже с опытом и с репутацией. К тому времени, когда судьба занесла меня к нему в ученики, он отработал в больнице уже почти полгода. С больными он ладил, отсортировав их по лояльности и опасности. Инструктаж он проводил прямо на рабочем месте – на крохотном пятачке в несколько квадратных метров, который назывался санитарским постом. Большеголовый, коренастый и стриженый, Вова вытянулся на стуле в полулежащем состоянии и рассказывал сквозь зажатую в зубах спичку.

– Вон видишь того пацана? – указал он на худенького подростка. – Вот его можно к любому делу подтягивать. Обед заносить, лекарства, что-то куда-то двинуть. Он, в общем-то, нормальный, не злобный. Бежать ему некуда, его сюда батя пристроил – отдохнуть от него. А вон того видишь? Красавец у стены на корточках. Его вообще лучше не трогать. Он здесь от тюрьмы косит. При свидетелях избил до полусмерти соседа, а потом заставил его высунуть язык и ногой по челюсти ударил. Теперь здесь. Дурака включает регулярно, очень опасный. Кто его знает, когда он следующую сцену устроит? Планку с ним перегибать не надо, мало ли чего. – Вова перекинул спичку на другую сторону рта и сцепил руки за затылком, медленно водя ими взад и вперёд по русому ежику волос, – Я теперь даже в автобусе спиной к людям не поворачиваюсь, – хохотнул он, приподнимаясь на стуле и вглядываясь в дальний конец больничного коридора.

– Слушай, я и не знал, что в нашем городке столько дураков, – удивился я, расположившись на втором стуле и закатывая рукава своего халата на санитарский манер, до локтей.

– Э-э, стоп, стоп, стоп, – прервал меня наставник, – Ты их так не зови. Дураков здесь почти нет. Дураки все в «дурке», за городом. Здесь психи или наркоманы на реабилитации. А они совсем даже не дураки. Подожди, тебе ещё тут проверку устроят. Ты главное ко всему серьезно так не относись. А то быстро рядом с ними окажешься.