Любовь Кабардинская: Вера, Надежда, Любовь

– Якши птичка, а смотри, какой спина, -

С этими словами он повернул девушку к ним спиной и провел рукой по ямочке между лопаток до талии, и продолжил говорить:

– Смотри, какой…… не знаю как на ваш язык?

И он погладил ягодицы, отчего Айгуль вздрогнула и поежилась, а Хасан продолжал:

– Смотри….

Он не закончил. Владимир оттолкнул его от девушки; изменившись в лице, он подошел вплотную лицом к лицу к Айгуль, пальцами приподнял ее подбородок, жадно припал к губам. Руки сами обхватили хрупкую фигуру, и никто уже не мог остановить его желания. В нем проснулся мужчина, тем более, что жертва доступна, покорна, а ее хозяин мечтает об этом. Временами он чувствовал, как девушка бьется под ним, вскрикивает, пытается вырваться, но эта борьба и стон только придавали ему свежие силы, и наплывала волна неистовства. Наконец, он устал, пот покрыл его лицо и тело. Поднялся. Девушка лежала на ковре без движения, запрокинув голову, раскинув руки с упавшими на ковер браслетами, глаза смотрели на купца удивленно и испуганно, распухшие от его укусов губы, приоткрыты. Волна жалости захлестнула Владимира, но он отвернулся и вышел за дверь. Там стоял Хасан и улыбался. Купец подошел к нему, хлопнул по плечу и сказал:

– Твоя взяла, Хасан, она стоит пары моих лошадей. Забирай, рысаки твои.

На что бек ответил:

– Якши, Володья! Ее зовут Айгуль, она сирота, никто не ищет ее, она твоя, но…

– Что, Хасан?

– Наш обычай, Коран запрещает девушкам нашего народа жить с иноверцами.

– Хорошо, Хасан, как только доберусь до Кустоная, Айгуль больше не будет!

– Ты убьешь ее, урус?!

– Нет. Умрет имя, Айгуль, а появится другое, христианское. Она поменяет веру, бек, а какое имя прейдет на ум кустанайскому попу, мне не ведомо.

И Владимир весело засмеялся, а бек добавил:

– Пойдем есть, Володья, все уже ел, пока ты занимался с моя птичка.

Больше месяца задержался Владимир в Бухаре. Продал один товар, закупил другой и, наконец, собрался в обратный путь. Поездка обещала хорошую прибыль и небывалый успех. За коней и меха он получил золото, не имея при этом никакой конкуренции, всех купцов распугали набеги турков на караваны. Он же прошел весь путь спокойно, без всяких помех. Еще вернуться бы обратно целым и невредимым, довезти товар, и тогда в церквушке на краю села Владимир поставит свечи и рассчитается золотом с попом.

На рассвете южного, теплого осеннего дня, зазвенели бубенцы на шеях верблюдов, и караван поплыл в обратный путь. Хасанбек проводил гостя и долго стоял на террасе, пока не скрылся из вида последний верблюд. Затем он улыбнулся, вспоминая, как частенько, пока не было дома купца, заходил он в комнатку Айгуль и с наслаждением владел ею, отдавая дань своим многолетним трудам и заботам о ней. От мысли, что ее больше нет, Беку взгрустнулось, и он подумал: «Сегодня же прогуляюсь по городу, может, найдется еще одна сирота, достойная глаз эмира».

Мерно плыл караван по пустыне, день тянулся как вечность, утомляя путников. Вечером, когда густая ночь обволакивала караван, все останавливались на ночлег. Кругом укладывались верблюды, освобожденные от вьюков, в центре появлялось несколько шатров. Самый большой – Владимира. Он сам снимал утомленную Айгуль с верблюда и на руках уносил в свой шатер. Ночи стали заметно прохладнее, и купец подарил наложнице теплую, пуховую шаль в блестящих звездах, мягкую и настолько большую, что если накинуть ее на плечи, то концы шали касались пола. Айгуль обрадовалась подарку, глаза ее глядели на Владимира живо с благодарностью. Никто раньше не был с нею так ласков и внимателен. Купец постоянно разговаривал с ней о чем-то, но она не понимала языка этого огромного рыжего и добродушного человека, ее мужа. Каждый вечер, посадив ее на колени, он гладил ее головку, нежно целовал глаза и тонкую шею, аккуратно и очень медленно раздевал, затем на руках нес в свою постель. С каждым днем страх Айгуль перед Владимиром уходил, уступая место уважению и любопытству.

Через пять недель пути, уже на телегах, купеческий обоз прибыл в Кустанай. За долгое время пути, Айгуль понимала уже многие русские слова и пыталась произносить их правильно, по настоянию Владимира. Иногда, услышав очередное слово из ее уст, он смеялся до слез, запрокидывая голову. А однажды привел Айгуль в просторный дворец с разрисованными высокими потолками, где каждая дверь сверкала золотом и искусной резьбой, а стены были завешаны разрисованными портретами, как говорил Владимир, ликами святых, в золоченых подставках горело множество свечей. Разодетый в парчу, большой и бородатый «урус» заставил ее раздеться, окурив дымом из металлического предмета на цепочке, затем залезть в золоченую купель, обливал водой из серебряного ковша, постоянно к ее голове прикладывал большой серебряный крест, странно махал на нее руками и называл Акулиною, и в конце, концов она трижды поцеловала крест, после чего поп повесил ей на шею маленький золотой крестик. С той поры Владимир называл ее почему-то только Акулиною и сильно рассердился, когда она, показав на себя пальцем, сказала: