Алексей Синицын - Машина пространства

– Где?

– В армии. – Майор с удовольствием затянулся. – Поэтому апофеозом любой культуры является война. А апофеозом мировой культуры – мировая война. От Канта к Круппу, так сказать. Ну или от Третьяковской галереи к Уралвагонзаводу. – Менещихин стал постукивать по столу безымянным пальцем. – Начинают они с «Критики чистого разума», а в финале у них всегда «Mein Kampf».

– Неужели по-другому не получается? – кисло поинтересовался Шадрин.

– Не получается, – отрезал майор. – Война, если копнуть глубже, – это не результат противоречий между кем-то там и чем-то. – Он сделал жест, словно вкручивал невидимую лампочку в умопостигаемый патрон. – И не борьба за нефтяные месторождения, как многие по наивности думают, а следствие внутренних кризисов самой культуры. – Менещихин подождал, пока водяра разольется по желудку, а до Шадрина дойдет смысл его слов.

Потом продолжил:

– Изоврется культура сама себе, нагородит символов столько, что они уже не поддаются никакой иерархии… До определенных пор можно членами мериться, а потом приходится все это собственное культурное дерьмо разгребать, скрещивая реальные шпаги или ядерные боеголовки. Тогда и наступает война, время культурного саморазоблачения, в котором все сметается и остается только самое необходимое и естественное. Это, – он рассеянно поискал глазами вокруг, – как стол перевернуть, а потом накрыть заново.

Шадрин подумал, что Менещихин может перевернуть, если выпьет еще стакан, с него станется.

– Но ведь люди гибнут, – пересохшими губами напомнил Шадрин.

– Тех, кто погибли, жалко, – согласился Менещихин, стряхивая пепел в блюдце. – Но еще жальче тех, кто уцелел. Им для своих детей приходится сочинять сказки, что рейхсмаршал Геринг – это просто Карлсон, который живет на крыше.

– Карлсон – маршал Геринг? – удивился Шадрин.

– Что, не веришь? – догадался майор, заметив, как у страдающего после вчерашнего старлея непроизвольно открылся рот. – А ты почитай дневники Астрид Линдгрен, – с жаром убежденности посоветовал он. – Летающий толстый командующий люфтваффе с кокаиновым моторчиком в жопе. Ты не догадываешься, с чего это Карлсона так пробивало на сладкое? Притом, заметь, шведы их союзниками были. Так-то. – Менещихин многозначительно цокнул языком.

Шадрин восхищенно рассмеялся. Ему показалось, что майор в сегодняшних сентенциях перещеголял сам себя.

– Так вот я и говорю, что, если глубоко копнуть, проблема в том, что выживший на войне человек попадает в совершенно иное пространство, в буквальном смысле в другой мир, в котором его встречают новые культурные символы и смыслы, а также новые знаки отличия, разумеется. В этом другом мире ему очень трудно адаптироваться. И тогда о чем он спрашивает?

– О чем? – снова подыграл Шадрин.

Менещихин стукнул кулаком по столешнице, так что подпрыгнула и зазвенела посуда.

– Я за что, мать вашу, воевал! За то, чтобы ни хрена теперь не понимать?! Но в том-то и трагедия, что солдат возвращается всегда не с той войны, на которую уходил, – охрипшим от волнения голосом изрек Менещихин. – И мобилизует его не товарищ военком, а театр «Ленком». Э-хе-хе, знал бы ты, что несли деятели культуры в одна тысяча девятьсот четырнадцатом году, чтобы войны русскому человеку было никак не избежать, – печально, по-ремарковски, подытожил он.

Майор затушил сигарету и тут же полез за второй. Шадрин заметил, что у него, как от зимнего морозца, предательски порозовели щеки.

– А теперь подумай сам. Все, о чем я до сих пор рассказывал, – это было раньше. Войны начинались и заканчивались, наступало мирное время. Но сегодня, в эпоху постправды, мы живем в условиях непрекращающейся войны, то есть перманентного кризиса культуры, если, опять же, называть вещи своими именами.

Шадрин понимающе кивнул.

– Если раньше воевали реальные гибеллины с гвельфами, то теперь виртуальные гоблины с эльфами. Для такой войны летательных дронов и роботизированных танков не требуется. Чьи-то смерти нужны не более чем информационный повод, вызывающий необходимое возмущение или сочувствие, для того, чтобы вместе с эмоциями у людей открывался соответствующий денежный канал, через который они будут готовы неограниченно платить эмо-поставщикам и эмо-дилерам. К виртуальной войне и виртуальной валюте до сих пор не могут привыкнуть только арабы и братья славяне. – Менещихин едва заметно выругался в свои сапоги. – Кризис телесности пришел откуда не ждали. Но не в этом главное.