Алексей Синицын: Машина пространства

Потом в темноте стало появляться нечто напоминающее некачественный интерфейс старинных «бродилок», в которых компьютерный герой шевелил ногами, а пространство, кишащее монстрами, само перманентно натягивалось на него как безразмерный гигантский противогаз. (У Пеликанова возник и другой аналогичный образ.)

Сходство состояло еще и в том, что четкость воображаемых «стен» темного тоннеля, по которому он условно двигался вперед, терялась по мере их приближения. Вблизи они становились расплывчатыми и состоящими как бы из размытых геометрических фигур. В пространстве тьмы возникал своего рода эффект дальнозоркости, когда удаленные предметы должны были видеться лучше и четче на отдалении, в том случае, если бы они там присутствовали. Пеликанов был бы рад увидеть нечто даже в обратной перспективе (он где-то читал, что в обратной перспективе все видится так, словно не ты смотришь на предметы, а предметы смотрят на тебя). Но никаких предметов в этой второй темноте он не замечал. В какой-то момент ему показалось, что из тоннеля потянуло сквозняком и в потоке прохладного воздуха зазвучал голос:

«В опасные времена не уходи в себя. Там тебя наверняка отыщут».

Сказать о голосе, кроме того, что он был неприятным, было решительно нечего.

«А что, сейчас опасные времена?» – мысленно спросил Пеликанов только для того, чтобы убедиться, что не ослышался.

Голос в ответ презрительно хмыкнул, что могло означать: только такие дураки, как ты, Жора, могут этого не знать.

«И кто же меня отыщет, если я уйду в себя?» – продолжил мысленно настаивать Пеликанов.

«Кому надо, тот и отыщет», – ушел от прямого ответа голос.

– Кто ты? – спросил Жора, полагая, что, возможно, имеет дело с сущностью, обращение к которой на «вы» будет выглядеть вычурным излишеством.

– Станислав Нежилец, – произнес голос на польский манер. В его звучании угадывался легкий антирусский акцент.

– Нежилец?

Пеликанов подумал, что, возможно, плохо расслышал. Он вспомнил, что был такой польский поэт, писатель и философ Станислав Ежи Лец, любящий выдавать остроумные афоризмы. Эти афоризмы часто цитировались представителями либеральной интеллигенции, которые, собственно, и решили, что они чрезвычайно остроумны.

– Да, нежный лес, ежик лжец, – дважды издевательски подтвердил голос.

У Пеликанова возникло подозрение, что он разговаривает с духом «Яндекса».

– Кто ты, на самом деле? – требовательно переспросил Жора.

– Твоя гражданская совесть, – ответил голос.

Похоже, он снова лгал.

– Как мне отсюда выбраться? – на всякий случай спросил Пеликанов, имея в виду свой внутренний мрак.

– Отсюда? – не поверил голос.

– Я хотел сказать, как мне отсюда попасть куда-нибудь еще, в другое место.

– Любишь путешествовать? – голос уже не скрывал своего презрения.

– Не сказать чтобы очень, – смутился Жора.

– Ты хоть понимаешь, с кем говоришь?

Жора подумал, что со стороны все действительно выглядело бы до крайности глупо.

Он вспомнил, что изречение Ежи Леца видел в недавнем посте Дрейфуса на фейсбуке. Дрейфус, как всякий образованный человек, любил выпить и закусить дорогим французским сыром, попавшим под контрсанкции. Кроме того, он имел слабость ко всяческим иносказательным намекам, касающимся политического режима и его людей в штатском. Вероятно, он таким образом отводил душу и выпускал пар закипающей в нем от негодования внутренней свободы. Когда Жора один раз имел неосторожность намекнуть ему на очевидность его намеков, Дрейфус пришел в ярость, намекая в ответ, что всякому образованному и интеллигентному человеку следует либо понимать его намеки молча, либо комментировать их не менее иносказательно, делая вид, что ты вообще ничего не понимаешь, а обмениваешься с ним ничего не значащими фразами.

Это снова напомнило Пеликанову детей, которые пытались спрятаться, зажмуривая глаза. Только в отличие от детей, Дрейфус прятался от самого себя за изгородью витиеватых языковых конструкций. Разумеется, все происходило не в физическом, а в культурном пространстве, в котором он вел себя как странный лингвистический скунс, который пытался маскироваться при помощи своего отвратительного запаха, убеждая себя и окружающих в том, что это тончайший интеллектуальный аромат.

– Я тебе не верю, – отчетливо подумал Жора, так чтобы неведомый голос его хорошо услышал. – Времена всегда одинаковые. Если не уходить в себя, тогда вообще бежать некуда. Что ты предлагаешь?