Валентин Иванов - Море – наша любовь и беда

Были, однако, две проблемы. Первая состояла в том, что в семье долго не было детей. Тогда они взяли из детского дома Анечку трёх лет от роду. Только долго насладиться семейным счастьем не удалось. Родная мать этой девочки, запойная пьяница, в минуты просветления озаботилась вдруг вернуть себе дочку. Понятно, что в детском доме ей отказались говорить, где девочка. Каким-то неведомым образом эта мамаша узнала адрес и однажды нагрянула в Облучье. Родители мои оба были на работе, а дочку оставили с бабушкой. Каким образом эта пьянчуга умыкнула дочку, мать моя никогда не упоминала. Придя с работы они бросились её искать. Сначала посетили детдом, где им сказали адрес, по которому когда-то жила непутёвая мамаша. Когда родители, наконец, нашли этот дом, было уже поздно. Пьянчуга-мать, будучи в разобранном состоянии, решила искупать дитя, посадила её в ванну, а на печке в чугунке грелась вода, чтобы обмыть ребенка. Ничего не соображая, мамаша и вылила весь этот чугунок с кипящей водой в ванну. Сварила, в общем, ребёнка. Умерла Анечка в страшных муках.

Пережив эту трагедию, через год родители взяли в детдоме рыженького смышленого мальчика четырех лет, которого звали Санькой. Проказник был с детства, но для мальчишки это считается нормальным. Через год появляется свой первенец, которому дают имя Женя, а еще через год появился на свет и я. На этот раз ждали девочку, даже имя подобрали – Валя. Вот так семья стала, наконец, полной – три сына росли.

Со второй проблемой было посложнее. Отец мой был человеком общительным, много читал, играл на гитаре и мандолине, обладал неплохим тенором и был душой любой компании. Собирались вечерами то у одних друзей, то у других, выпивали, пели песни, танцевали под патефон, вспоминали войну, поднимали тосты за погибших друзей и родственников. Мать же росла в многодетной крестьянской семье, окончила лишь трёхмесячные курсы учителей и немного поработала в глухих селах по программе ликвидации безграмотности у крестьян. Нигде, кроме Манчжурии, побывать не успела, потому и вспомнить в разговорах было нечего. По этой причине компании она не любила, предпочитая заниматься появившимися детьми.

Так отцу временами приходилось в компаниях появляться одному, а мать тем временем нервничала. Живо представляя, как он там играет на гитаре или танцует с хохочущими подозрительными девицами. Понятно, что по возвращении отца из гостей закатывались скандалы. Тогда отец уходил гулять назло, чтобы не слышать криков и брани. Стал напиваться и приходить заполночь, а потом и вовсе образовалась чисто мужская компания собутыльников-фронтовиков. Мать же не нашла ничего лучше, как ходить по парткомам и профкомам с требованием: «Вы власть, верните семье мужа». Это уже ничем хорошим кончиться не могло – нашла коса на камень. Отца сняли с должности. Он из гордости уволился и перевёлся бухгалтером в один из филиалов железнодорожного управления, который располагался не очень далеко от Облучья.

Вот с этого места, с города Тырмы начинаются мои детские воспоминания. Мы прожили там три года. Хорошо помню, что мы держали кроликов, я любил кормить их клевером. Здесь же получил первые впечатления о жестокостях жизни. По какой-то неведомой мне причине, после того, как крольчиха принесёт детёнышей, их следовало сразу же забирать у неё, иначе крол начинал их придушивать или даже поедать. Здесь же познакомился с соседями, у которых были дочь Нина и сын Адик. Нина была постарше меня, да к тому же девчонка, поэтому я дружил с Адиком. Это был воспитанный и аккуратный еврейский мальчик, который заметно картавил. Мы же с братьями были босяками в самом исходном значении этого слова, то есть три сезона в году бегали босиком, росли и взрослели на улице. Дрались и курили с местными пацанами, когда купались на речке. Там была полная демократия, и затянуться из самокрутки давали каждому желающему, даже таким соплякам, как я. Но Адик, видимо, что-то воровал у родителей – может быть варьенье, а может и деньги. За это его регулярно пороли, отчего он громко орал, явно рассчитывая на театральный эффект для соседей: «Мамочка, не бей меня. Я больше никогда-никогда не буду. Только не бей!».

Отец мой продолжал пить, и ему грозили уволить по статье 47в, а однажды предложили: «Сейчас реализуется программа партии по развитию отдаленных районов Заполярья и Дальнего Востока. Или ты завербуешься на три года, или мы тебя уволим по статье». Выбор был небольшой, и отец выбрал Сахалин. Ему выдали подъёмные, мы собрались всем семейством, кроме бабушки – она тогда уже умерла. Сели на поезд, заняв купе целиком, и поехали по Транссибирской магистрали до Владивостока. Ехали долго, почти неделю. Нам с братьями это путешествие очень понравилось. Всё было в первый раз в жизни. Сердце замирало, когда поезд втягивался в очередной тоннель и становилось совершенно темно, а тоннелей этих было немало. На больших станциях поезд стоял подолгу, можно было купить горячей варёной картошки, хлеба и овощей.