Юрий Бурчак-Находка - Россия – родина слонов!

Было два часа ночи. Какая тварь вырвала замок и вытащила пробку, неизвестно, но эти люди были без чести и совести. Пиво лилось рекой. Помню, когда мы подбежали с двумя сорокалитровыми кастрюлями, взятыми на камбузе, пена была нам по колено. Кастрюли наполнены до краев. А пиво все льется. Обидно! Темень, пробку не найти, заткнуть нечем. Да и насрать, в конце концов, это не наша проблема.

Потом была самая веселая ночь. Если уж уксус на халяву вкусный, то представьте себе, как радостно мы лакали халявное пиво. Ганс точно был на небесах. Практически все приняли участие в этой попойке. Конечно, были некоторые отщепенцы, которые прикинулись спящими, а потом, поутру сдали всех. У них свои понятия о чести, они есть в любом коллективе, эдакие паршивые овцы. Как правило, такие на хорошем счету у командиров и начальства. Что называется – красиво лижут жопу.

Веселье длилось всего-то пару часов, но всё когда-нибудь кончается, кончилось и пиво, мы пожалели, что не взяли больше кастрюль. Ганс сообразил быстрее всех, что надо бы добавить. Но гонцы, во главе со Славиком, посланные для исправления ошибки, вернулись ни с чем. Бочка была пуста!!!

Сразу представил себе дикую картинку, как Ганя подбегает с огромной кастрюлей к бочке и, видя пустую емкость и пенное, небольшое озерцо вокруг, с яростью отшвыривает бесполезную тару, с разбегу кидается в него, с остервенением пытаясь всосать в себя желтую жижицу, ревет протяжным воем и извивается, чтобы хотя бы намочить кожу в надежде, что умный организм впитает через неё хоть немножко изумительной влаги.

Конец этой истории жалок и паскуден. Субботин, придя утром в роту, был, как я уже сказал, обо всем информирован. Преступники выявлены, ублюдки наказаны. Подробно описывать эту процедуру я не хочу. Отчасти оттого, что смутновато все помню, да и вообще это не особо интересно. Скажу только, что все участники оргии получили по заслугам. Субботин, как всегда, был крайне справедлив.

24 Компот будешь?

Общежитие для курсантов, это унылое кирпичное здание в пять этажей, без балконов. Вообще-то таких зданий несколько, стоящих одно за другим, они и по сей день там стоят. В двух из них, ближайших к учебному корпусу института на Баляева, проживали курсанты мореходного факультета. Так вот, в самом ближнем доме обретался ваш скромный рассказчик, вместе со своими товарищами, стремившимися, во что бы то ни стало, овладеть специальностью «инженер-механик судовых силовых установок». Но надо сказать, что об этой профессии грезила только половина роты, другая половина изучала крайне необходимую для народного хозяйства специальность «эксплуатация водного транспорта».

В самом начале нас всех насчитывалось около ста пятидесяти голов, мы проживали в вышеописанном доме на первом этаже. Правда, в процессе учебы, на первом курсе количество резко уменьшилось почти на треть, но в дальнейшем оно оставалось практически стабильным до окончания бурсы в 1982 году. Кто-то переводился в другой вуз, кто-то, наоборот, появлялся, в итоге примерно человек 70—80 доучились-таки до конца и получили драгоценные дипломы о высшем образовании. Этот день я помню как сейчас, но до этого дня, как говорил Славик, надо ещё допердеть.

В общаге были нормальные армейские порядки, хотя мы получали вполне гражданскую специальность. Почти каждый день строевые занятия, будь они неладны, а перед праздниками вообще, бля, с утра до вечера шагистика. Без конца нас гоняли на различные работы за бесплатно. Чаще всего мы почему-то копали ямы. Я, можно сказать, стал профессиональным землекопом. Частенько стоял в нарядах вне очереди на дежурство по роте, и по камбузу. Суба, сэта, не забывал меня.

В связи с вышеописанным дерьмом, нормально учиться у нас никак не получалось. Поэтому неудивительно, что по итогам года треть курсантов вылетела из института по всяким разным причинам. Зато остались самые выносливые и живучие шакалы.

Мы жили в обыкновенной пятиэтажке, но если бы посторонний человек подслушал наши разговоры, то мог подумать, что эти бравые парни в тельняшках с какого-нибудь забубённого суперкрейсера. Как ни странно, всё, что касалось быта в общаге, называлось на морской манер. К примеру, обычный коридор важно называли палубой, и если кого-то наказывали мытьем полов, то человек говорил, что, мол, он пошел драить палубу. Это же звучит гораздо круче, чем тупое «мыть полы». Железная, слегка ржавая кровать, на которой мне снились чёрно-белые сны, называлась шконкой, табуретка – банкой. Лестница, конечно, это трап. Туалет, не сортир, не клозет, а гальюн, его тоже приходилось частенько драить. Кухня, это камбуз, и так далее.