Я бросил взгляд на Сергея. Он был красный как рак, вращал выпученными глазами, и по его лицу градом катил пот.
– Ребята, если это не белая горячка, – просипел он, – тогда это массовый психоз. Давайте выпьем, пока у нас крышу вконец не снесло.
Мы тут же допили остаток водки, и нам малость полегчало. И даже общее веселье передалось нам. С каким восторгом смотрели люди из колонн на стоящих над ними партийных вождей, какой огонь полыхал в одухотворенных лицах, объединенных одной идеей. Казалось, и мы прониклись чувством сопричастности к Великому делу, которое доверила партия этим людям. Как же мы соскучились по таким идеям, которые делали наше существование осмысленным и нужным. Как же мы были заброшены и потеряны все это время!
«Все-таки нас трое, – подумал я. – Не пропадем».
А как выжить в условиях развитого социализма, мы еще помнили.
Обнявшись, мы шагнули на площадь и двинулись впереди очередной группы людей. Нас охватил такой душевный порыв, что мы заорали слова «Интернационала»:
Вставай, проклятьем заклейменный, весь мир голодных и рабов,
Кипит наш разум возмущенный и в смертный бой вести готов!
Наше мушкетерское внедрение в массы внесло некоторый диссонанс в общее движение. Двигавшиеся за нами люди застыли от неожиданности на месте. В них врезалась задняя колонна.
За нами образовался вакуум. И в этом вакууме и во внезапно наступившей звенящей тишине раздался рык, льющийся откуда-то с небес:
– Идиоты!!! Кто выпустил эту троицу на съемочную площадку?! Уберите немедленно!!!
К нам подскочили какие-то люди и поволокли в сторону, заламывая руки.
И тут я все понял. Это же снимали кино!!! А мы-то думали! Я разрыдался от волной нахлынувшего счастья, что я вновь очутился в своем времени. И вновь обрел своих родных, которых чуть не потерял безвозвратно. Рядом со мной вырывался Мишка. «Сволочи, проведите меня к Усубалиеву, я открою ему страшную тайну! Вселенский заговор!» Сергей обнимал сопровождавших, выкрикивая: «Братцы, а я думал белая горячка!»
Нет, скажу я вам, Машина Времени вещь не только вредная, но и ненужная. Нам хорошо там, где мы живем. И никакого другого времени нам не надо! Уверяю вас, что бы там ни говорили фантасты и мечтатели. Я понял это, на мгновение попав в 1973 год. И этого мгновения мне хватило на всю мою оставшуюся жизнь.
Сталина я увидел издалека. Огромная голова генералиссимуса, высотой не ниже 4-этажного здания, казалось, высунулась прямо из склона горы, недалеко от вершины и воззрилась пустыми глазницами в пространство, словно в ожидании чьего-то пришествия. Ниже по склону, будто стрела подъемного крана, под углом торчала длань «вождя народов», сжимавшая гигантскую трубку.
Чем выше я поднимался, тем четче вырисовывались суровые черты Иосифа Виссарионовича. Какое-то мистическое чувство нереальности происходящего охватило меня. По спине поползли мурашки. Откуда здесь, в предгорьях, рядом со столицей, мог появиться такой монументальный барельеф Сталина? Неужели опять его возвращают на пьедестал славы и возвеличивают, словно народного героя? Конечно, идет перестройка в государстве, многое меняется, но я не слышал, чтобы Сталина реабилитировали. Наоборот, начали печать то, что раньше невозможно было даже представить. Книги Солженицына, эмигрантов-писателей, диссидентов свободно продаются. Свобода слова, можно сказать, по всему Советскому Союзу распространяется. Открываются страшные тайны сталинского режима: как навсегда пропадали ни в чем не повинные люди, как полстраны сидело в лагерях, причем, выдающиеся личности, например, Лев Гумилев – известный историк, Даниил Андреев – философ, сын знаменитого русского писателя Леонида Андреева. Всех и не перечесть.
Я шел, срезая изгибы грунтовой дороги, которая серпантином вилась по склону горы. Водитель «жигулей», согласившийся меня подвезти к этому месту, бросил меня на первом же крутом подъеме, сославшись на слабый мотор. Прогулка на свежем воздухе, наполненном ароматами трав и пересвистом полевых птиц, наполняла меня радостью и ощущением бытия. Хотелось расправить крылья и взмыть в воздух над всем миром, который теперь виднелся под моими ногами. Вдали внизу маленькими точками чернели домики селений. Звуки сельской жизни уже не долетали сюда. Идти в гору с непривычки было тяжеловато. Дыханье сбилось, и по лицу заструился пот. Я остановился отдохнуть и принялся рассматривать Сталина, казалось, вырубленного прямо в граните скалы.
Читать дальше