Лидия Девушкина-Соммэ - Франция-Россия. Туда и обратно. Вечное движение

Мишаня рос не по годам, опережая интеллектом сверстников. В 4 года он бегло читал, в 15 лет, прыгая через классы, окончил школу и поступил в Томский мединститут, затем чуть позже учился 4 года одновременно в 2 вузах. Второй был Томский юридический, второе высшее. Оба закончил с отличием. Мама так и осталась медсестрой, но всегда была пусть и на маленькой, но руководящей работе: то старшая медсестра, то зав регистратурой. Была активистом разных избирательных штабов, увлекалась учением «Живая вода» под руководством крупного отставного военного генерала Смирнова.

Когда Мишане было 10 лет, мама тяжело заболела, поставили диагноз хуже не придумаешь. Она металась от боли по всей квартире, словесно кусала, как тигрица, свою подругу Римму и даже иногда Мишу, хотя потом слезно просила у них прощения. Иногда среди ночи кричала: «Вадик! Он зовет меня!» Тетя Римма вызывала по телефону какого-то дядю Вадима, который приходил не сразу, а потом долго разговаривал с Риммой в коридоре о каких-то денежных суммах. А мать лежала, отвернувшись к стенке и не контактируя с этим Вадимом, словно не звала его. Потом он вообще перестал приходить к ним домой. Только через 9 лет, побывав неожиданно у этого дяди Вадима на практике по неврологии, Мишаня угадал, что этот седой, неказистый с виду и нервный профессор – его отец. Его сердце бешено забилось и стало наполняться незнакомыми, совсем новыми ощущениями. Как любовь с первого взгляда. Мама говорила Мишане, что когда он родился, она в него так влюбилась, что это было похоже на первую любовь, на то, что нападает «бешено как электричка». А теперь эта бешеная электричка напала на него. В 20 лет, почти в возрасте мамы, когда она родила Мишаню. И любовь была направлена снизу вверх, а не сверху вниз. Во всяком случае, это уже был возраст родителя, а не новорожденного. Мишаня решил «подколоть» маму и назвал Вадима уродом с несносным характером. По тому, как мама начала его защищать, Мишаня угадал, что это действительно его отец. Мать утвердительно высказалась по теме всего двумя словами, попросив больше к ней не возвращаться. Но Мишаня стал изредка бывать у Вадима дома, не на шутку к нему привязавшись, и получил даже возможность поступить в юридический, потому что Вадим предложил оплачивать ему обучение. Он в свое время тоже почему-то хотел учиться на юридическом или на экономическом одновременно с медицинским, но тогда в СССР это нельзя было. Вообще многое было нельзя, сплошные запреты, бросил на ходу отец.

И вообще тогда, давно, когда мама заболела, денег на ее лечение все-таки не хватало и мамина подруга тетя Римма говорила ей (Мишаня случайно услышал): «То, что гарантирует Вадим, недостаточно. А между прочим, я по своим каналам знаю, что у тебя существует отец, который в бытность твою совсем маленькой отсидел 2 года как диссидент. Я даже знаю, как его найти. Может быть, он теперь при деньгах, ведь многие диссиденты вовремя перекрасились в демократов и теперь распиливают страну по кусочкам. А если даже ему в этом плане не повезло, все равно прижмем его к стенке, ведь он твой отец. Достанет деньги хоть из-под земли, как миленький! Верь мне, Татьяна, я людей вообще не глядя интуичу, мне кажется, что мы возьмем его за жабры».

В течение месяца Римма выполнила свое обещание, и в больничной палате появился высокий солидный еврей Григорий Исаакович с окладистой помпезной бородой. Он был одет в старый джинсовый костюм кооперативного индпошива со множеством карманов. КарманОв, как послышалось Мишане. В карманАх действительно были спрятаны деньги. «Танюша, – припал он к маминой руке, когда ее везли на каталке в больничном коридоре на очередную порцию рентгеновского облучения. – Я буду молиться за тебя, дочь». «Брянский волк тебе дочь», – беззлобно прошептала про себя Таня. А отца насмешливо спросила:

– И какому богу будете молиться, таки я интересуюсь знать?

– Господу нашему Иисусу Христу. Во единой Троице славимому. Я православный, Танюша. Я крестился 4 года назад. Скоро меня поставят директором православной школы в Питере. А что ты хочешь, евреи оптимисты. Это вы, русские, не можете адекватно распорядиться данным вам историческим наследием, верой предков. Православие вас разделило, а не соединило.

– Вас-нас! Вас-нас! Именно разделили вас и нас! И все разделило, все, вообще! Я прошу вас за меня не молиться, Григорий Исаакович! – сурово и недобро ответила Таня, встретившись потом с ним взглядом в палате. Ее сознание не принимало понятие «отец» и того, что она наполовину еврейка. И того, что у нее злокачественный процесс в организме. Генерал Смирнов издавал на серой бумаге теоретические брошюрки, где подробно осуждалось как православие, так и иудаизм. Приводилось множество аргументов против. Сам Смирнов тяготел к суфизму. На тему суфизм брошюры выпускались пачками. Суфиями интересовался вроде бы даже Достоевский. Ну, так сам же Достоевский говорил, что слишком широк русский человек, хорошо бы его сузить. Григорий Исаакович был в этом смысле все-таки не совсем русским человеком – он мог и сужаться при желании: