Анастасия Чернова - Горький шоколад

– А за пустырем – другой район?

– Да, уже другой.

– С днем рождения! – провозгласила сокурсница с института Таня. – Желаю успехов и…любви.

День рождения. Сегодня Маше исполнилось девятнадцать. И теперь, когда она осталась одна, было пустынно, и монотонно капали минутами старинные часы на стене. Она помнила их столько, сколько себя. Менялись квартиры. Мысли. Умерла бело-рыжая кошка Мурка. А часы все шли, из года в год, по кругу.

Маша упала спиной на кровать и лежала, раскинув руки. Вслушивалась в ночные звуки за окном, где-то далеко пролаял пес. На душе стало мирно, она закрыла глаза. Девятнадцать лет…

Жаркое и яркое, словно спелый мандарин, московское лето… Тимур отдыхать не уехал, он работал в туристическом агентстве заместителем директора и одновременно писал заключение к своей диссертации «Роль союза «и» в творчестве Льва Толстого». «Часто именно в мелочах содержится ключ к миропониманию», – любил говорить он. И добавлял: «Толстой мне, правда, теперь как мозоль. Опротивел вконец». Работал Тимур без перерыва: к девяти утра спешил на фирму, поздно вечером возвращался и включал компьютер, чтобы выверять, еще раз переделывать некоторые главы. На подоконнике, и на полу, и на столе – горы книг. И все в закладках, исчерканные карандашом. Его трудолюбию можно было удивляться. Маша, напротив, в июне сдала последний экзамен за второй курс и теперь отдыхала. Проснувшись к двенадцати, неспешно завтракала. Жевала поджаренный бутерброд, читая журнал с последними новостями культуры и политики. Около четырех, устроившись в кресле, смотрела черно-белые детективные фильмы. Наконец, ближе к вечеру, отправлялась в ближайший парк на прогулку с Ниной и с Чарликом, пуделем Анны Петровны. Пудель деловито семенил впереди, они с Ниной шли под руку и разговаривали. Приятно веяло легкой прохладой, и тонкий месяц уже прорезался в бледнеющем сгустке неба. Что могло быть лучше таких вечеров!..

В субботу Маша каталась с Тимуром на роликах, – к выходным Москва стихала, почти все выезжали на дачи, и на улицах, залитых солнцем, было пустынно. Они ехали по центру, мимо старинных домов и зеленых скверов, мимо фигурных фонтанов и памятников с цветочными клумбами у подножия. Было до того жарко, что прикосновение ветра напоминало тканевый лоскут. Ролики у Маши старые, на бугристом асфальте сильно стучали, но это даже нравилось: асфальт хранил дрожь и биение колес, и раскрывался теперь, точно незнакомая тайная музыка так, что город ощущался почти физически, каждым своим, криво поставленным, крохотным камнем. Тимур летел бесшумно, словно тень. Он боялся упасть и обязательно надевал шлем и наколенники. Еще бы, ведь будущему ученому травма ни к чему.

Сама Маша за все лето упала только раз – слишком резко развернулась, не сбавляя хода. Не так страшно, хоть и стыдно, и кожу на ладонях ободрала, много крови.

Тимур рассказывал про своего бывшего друга – роллера Вавилова, «вот для кого город – своя стихия». Если Вавилову нужно было проехать в метро, он махом перепрыгивал турникет и на второй секунде уже проскакивал все ступени эскалатора. Всего за одну секунду.

– Как? – изумлялась Маша, – это реально?. Ведь всегда по эскалатору кто-то идет, спускается. Или стоит. Не объехать.

Оказалось, Вавилов мчится в пространстве перилл, между светильниками. Понятное дело, дежурные в истерике. Да поймать не успевают – Вавилов сразу в другой конец станции, в поезд – прыг! И был таков.

– Знатный роллер… – повторяет Тимур. – Нет для него непреодолимых ограждений, заборов. Говорит даже: «Могу на крышу забраться и перепрыгивать с дома на дом, с дома на дом,… и так всю Москву!». Но тут уж, правда, ему не верят. Хвалится.

– А почему – интересуется Маши, – как это, бывший друг?

– Да так… Понимаешь, время идет, мы меняемся. У каждого свои интересы. Нам теперь просто не о чем разговаривать. Хотя и не ругались.

– Никогда бы не смогла так…

– Еще бы. Колеса за неделю стираются в порошок.

В конце августа Тимур уехал отдыхать в Испанию, а Маша, неожиданно для себя, устроилась работать в музей русского зарубежья. Про музей узнала случайно: как-то раз решила пройтись пешком по району, незнакомому и сильно застроенному. Раньше она проезжала это место на автобусе, фасады старинных домов подступали к самой дороге так, что даже для узкого палисадника не оставалось места. Балконы также выходили на проезжую часть, и Маша на третьем этаже приметила старушку: всегда, в любую погоду, она сидела на мягком стуле и равнодушно смотрела вниз, на бесконечную вереницу машин.