Николай Черкашин: Студеный флот

Правила хорошего тона обитателей «Золотой вши» не допускали в таких случаях никаких возмущений. И, глубоко вдохнув, Башилов облачился в казенное лодочное затрапезье в пятнах тавота и сурика.

Завтрак, которому выпадало стать последней трапезой в его жизни, состоял из стакана жидкого столовского чая и горбушки белой буханки, намазанной коровьим маслом. Башилов никак не мог привыкнуть к тому, что весь флот завтракал так испокон веку.

«Боже, и когда же кончится это утреннее прозябание?»

Вот и кончилось…

Капитану 3-го ранга Абатурову приснился сон, который снился ему не первый год и перестал уже удивлять. Как всегда в этом сне, на край его постели присела дама в шелестящем черном платье – взволнованная, порывистая, счастливая. Она приподняла вуаль, наклонилась с улыбкой и осторожно нашла жаркими губами его губы. Она целовала медленно, сладостно, томительно, и с каждой секундой ее большие мерцающие глаза становились все серьезнее и серьезнее. Он потянулся обнять ее, и она исчезла, как исчезала всегда.

В жизни Абатурова никогда не было такой женщины, как не было ее даже в самых сокровенных его мечтах. И еще он заметил, что всякий раз после визита черной незнакомки на лодке случалось несчастье. Так было под Бизертой, когда они провалились за предельную глубину, так было на Фареро-Шетландском рубеже, когда в шестом отсеке загорелась ходовая станция правого электромотора, так было в прошлую автономку, когда электрика Киселева убило током.

Так было и сейчас.

Торпеда летела в отсек взрывателем вниз!

У, стерва! Накликала…

Оркестр из главных корабельных старшин-сверхсрочников наяривал «Летку-енку». Мимо гигантского снеговика, воздвигнутого арестантами с гауптвахты, облепленного гарнизонной детворой, мимо облупленной балюстрады Циркульного дома, заполненной северодарской знатью и зваными гостями из флотской столицы, толкло мокрый снег пестрое языческое шествие. Во главе его катил грузовик с откинутыми бортами. В кузове на задрапированной разовыми простынями политотдельской трибуне стояла стройненькая секретчица особого отдела в бывшем свадебном платье своей подруги, которая изображала у ее ног Царевну Лебедь с накрахмаленными марлевыми крыльями.

За грузовиком ехал мотоцикл военной комендатуры; за спиной водителя в черной кожанке с комендантской повязкой восседал Волк из популярного мультфильма, а в коляске трясся Заяц-матрос. Волк в лодочной куртке-«канадке» норовил ухватить Зайца за фланелевые уши. То же пытались сделать и школяры, бежавшие рядом с мотоколяской.

Девахи с хлебозавода, выселенные в Северодар из столицы за древний женский промысел, кружили в картонных кокошниках озорной хоровод, затаскивая в него из толпы зазевавшихся знакомцев…

Вся эта крикливая процессия поднималась на Комендантскую сопку, где на старом перископном стволе, поставленном вместо ярмарочного шеста, бился в клетке петух, где с лотков торговали шашлыками, пирогами, блинами и военными мемуарами, где матросы-казахи, обряженные русскими бабами, поили публику из дымящихся самоваров зеленым, по случаю временного дефицита, чаем, где громоздилось готовое к сожжению чучело Старухи Зимы и где встречала гостей с ледяного трона, отлитого все теми же матросами-арестантами, Снежная Королева – самая красивая женщина Северодара Людмила Королева…

И вот над всем этим безмятежным празднеством повис дамоклов меч в виде сорвавшейся торпеды. Кто-то успел швырнуть в просвет между люком и телом торпеды деревянный клин. Сосновая древесина с хрустом вмялась в сталь горловины. Смертоносный снаряд чуть замедлил свое убийственное скольжение…

Это сделал лейтенант Весляров, бузотер и любитель поддать, не отправленный на гауптвахту лишь потому, что в марте она работала в «матросском режиме».

– Матрас! – закричал Абатуров с мостика. – Матрас подложите!

– Матрас!!! – гаркнул Весляров в торпедопогрузочный люк.

Но все матрасы из носового отсека еще с утра отправили на дезинфекцию. Мичман Белохатко, сорокалетний крепыш, обвел отсек взглядом и, не найдя ничего, что могло бы смягчить удар трехтонной сигары, зло матюкнувшись, лег под люк. Тупое рыло торпеды уставилось ему в спину, обтянутую измасленным кителем.

Клин, брошенный Весляровым, сбил плавное убыстряющееся скольжение – торпеда пошла рывками. Казалось, предсмертная судорога сотрясает длинное тело темно-зеленой хищницы: рывок, рывок, рывок…