Лемар Диа - Проси прощенья у камней

– Да, Лешь, о нас с мамой. Я был той самой стихийной и неуступной волной. Я нападал на нее снова и снова своим упрямым непримиримым характером, а она все скрывала и скрывала собой эти удары, пока, в конце концов, не подстроилась под нас обоих. Твоя мать, Лешка, была тем самым мудрым и твердым камнем.

– Знаешь, та настоящая любовь, о которой все грезят и о которой беспрестанно говорят на каждом углу, покоится глубоко в нас, в самых недрах. И чтобы обнародовать ее нужно много терпения, много размышления; нужно много мертвой кожи содрать с себя, чтобы любовь эта начала тускло блестеть, а потом и сверкать как благородный алмаз… Словом, любовь не дается просто так, и она не валяется на поверхности – а то, что порой блестит как она, так сам же знаешь – не все то золото, хе… – Григорий Андреевич замолчал, медленно тер сухой жилистой рукой щетинистый подбородок и смотрел вперед себя, задумавшись, вдруг, глубоко.

В тот вечер Алексей с отцом больше не разговаривали, не допили вино, не докончив партию в шахматы, а молча покурили у окна, пожелали друг другу спокойного сна и разошлись по комнатам.

Алексей еще долго не мог заснуть. Он лежал на спине и смотрел сквозь окно на яркую луну. Она была прекрасна и холодна, она была одинокой и далекой; там, в той кромешной тьме, ее ледяное тело окутывала лишь пустота и взгляды людей сквозь тысячи километров. Сколько глаз сейчас ласкали эту ночную царицу неба, сколько грусти, страдания, радости и бесконечной тоски дарили люди этому равнодушному чуду? А она, словно Снежная Королева, принимала и принимала эти человеческие дары, топила их в своем необъятном пленительном теле, и, хладнокровно сияя желтой шалью отраженного света, существовала дальше, ничем и никем не обремененная.

" Я хочу быть таким же…" – подумал Алексей. "Почему неодушевленные вещи так прекрасны и так независимы, почему им не надо страдать, не надо сожалеть, не надо мучиться. Почему же только людям выпал этот черствый жребий нести на себе весь этот чудовищный груз чувств и мыслей. Может для того, чтобы только человек мог увидеть, понять и оценить эту красоту? Человек платит болью за свое умение наслаждаться красками мироздания, все остальные же – расплачиваются невозможностью ощутить свое превосходство в этом мире. Кто проиграл? Или – кто победитель? Как это странно: все мы, все сущее, состоим из одного материала, из одной единой силы, но так по-разному представлены на арене этого необъяснимого творчества. Черт, я дошел до слова – творчества – творец – Бог. Всегда, когда мысль упирается в необъяснимость чего либо, требуется помощь в появление этого слова".

Алексея, вдруг, окатило такое безумное и всепоглощающее чувство тоски, что он начал задыхаться. В комнате было прохладно, а ему стало душно. Он встал с кровати, подошел к окну и открыл раму – в темную комнату тут же густым паром ворвался ледяной воздух; он обдал туловище Алексея и пустился, словно белый змей, вниз обследовать просторы помещения.

Алексей подставил лицо навстречу холодному потоку и несколько раз глубоко вдохнул. Жгучая свежесть тут же заполнила всего его изнутри, заставив вырваться сухой кашель наружу. Алексей закрыл рот рукой – он боялся разбудить отца, храп которого равномерно раздавался из соседней комнаты. "Везет ему – спит" – подумал Алексей.

Когда Алексей понял, что уже изрядно замерз, то закрыл раму и бесшумно просеменил к своей кровати. Он сел на ее край, обхватив тело руками – оно было холодное и покрыто мурашками. Сна, как говорится, не было ни в одном глазу. "Дерьмо, опять до утра как призрак буду слоняться по квартире" – раздраженно подумал он. В последнее время Алексея часто мучила бессонница, она стала его постоянным ночным спутником, при чем, если ему вдруг случалось заснуть днем, то этот дневной сон был так крепок и сладок. И напротив же, когда наступала ночь и сильная необходимость лечь и заснуть, – потому что стрелки часов уже давно перевалили за двенадцать, и невыспанность с утра предвещала тяжелое пробуждение и плохое настроение на весь день, – Алексею предстояло долгое мучительное ворочание с боку на бок, со спины на живот по постели, и в конечном итоге он включал свет, шел на кухню заваривал чай, брал книгу, расправлял заново, скомканную бессонницей простыню, ложился и долго читал.

Ночное чтение доставляло ему удовольствие. Только ночью образы, спровоцированные чтением, были так ярки и необычны. Алексей мог долго читать и засыпать с книгой на груди и с включенным светом.