А смех этот уносился высоко, между заснеженных крон, через срывающиеся в лапах игольчатых ветвей хлопья падающего снега; он подымался высоко над лесом, над кладбищем – и уже внизу различались лишь маленькие детальки человеческих тел, ровные квадратики оградок, короткие черточки памятников, кривая линия дороги, петлявшая черной ленивой змеей сквозь белые бугры лесов; смех летел через замерзшие озера, через пускающее сквозь высокие трубы густое дыхание города; и он, счастливый смех посетившего горя людей, растворялся в яркой ослепляющей синеве зимнего воздуха, который, смешиваясь с холодной массой, поднимался к темноте вверх, туда, где синева обращается в черную мигающую звездами область неизведанного.
* * *
Две недели прошло после того, как похоронили жену и мать семейства Неверовых. Алексей на время перебрался к отцу в дом, оставив снимаемую им квартиру на попечительство своему приятелю, который в свою очередь не упускал ни единой возможности устроить в новом жилище какого-либо рода попойку, тем самым вызвав непримиримый гнев соседей.
Алексей готовил еду почти каждый день, помогал отцу с работой. По вечерам они делали недолгие прогулки по освещенному скрипящему снегом городу, покупали в магазине вино и шли обратно домой, где, расположившись в креслах, играли партию в шахматы. Сильные морозы спали, и на улице установилась «примиримая», по меркам горожан, погода, так называемая "мягкая зима".
Каждый день, до или после обеда, пока было еще светло, они ездили на отцовской машине на кладбище. В последние дни поездок Григорий Андреевич даже перестал плакать. Там они вели длинные беседы, вспоминая прошлое, вспоминая ее. Алексей боялся, что Григорий Андреевич сдаст, захиреет, начнет пить, что неоднократно случалось с ним в его жизни, но этого, к счастью не происходило. Наоборот: он проявлял неподдельный, если и не интерес к жизни, то деловую озабоченность в ней, привыкал к ее следующему неминуемому этапу. Алексей заглядывал в глаза отца, пытаясь уловить в их движении и цвете его состояние, пытался понять то отражение его внутренней борьбы, которая шла с ним теперь, в его новом положении, – вдовца, человека, утратившего одну из сил, поддерживавшего его столько времени.
– Меня как будто парализовало, будто все рухнуло спереди, и осталась лишь неизмеримая пустота, и я не знаю, как шагнуть в нее – ноги не слушаются, – говорил он Алексею в первые дни после случившегося горя.
Алексей проводил с отцом как можно больше времени, прислушиваясь и понимая изменения, которые произошли с ним и происходили; спрашивал, что он чувствует, о чем думает, что ему не хватает. Сам Алексей часто бывал грустен и подавлен, но не допускал того, чтобы отец почувствовал это. Но при этом в разговорах он был искренен с отцом, не скрывал, как сильно не хватает ему матери; были моменты, когда глаза увлажнялись, но не более.
Смерть матери и жены со временем стала пониматься как непоправимое, но должное и непреодолимое последствие, избежать которого никоим образом было невозможно. Алексей стал замечать, однако, как отец стал часто задумываться, даже в ходе разговора он мог замолчать вдруг, и, потускнев взором, ввести себя в состояние прострации. Тогда Алексей тихонько касался его руки.
– Да, да, так оно и есть, – мог он сказать в ответ на это прикосновение.
– Пап, как дела на заводе? – спросил Алексей, передвинув шахматную фигуру на доске. – Все ли хорошо там?
– Все, слава Богу, хорошо – лес рубят, щепки летят, знаешь ли. Дерево пилим, дерево режем, разрезаем.... Я принес там по судебному иску кое какие документы, которые ты просил – по случаю с тем рабочим, который кисть себе отпилил.
– Ах, да, конечно, я посмотрю потом.
– Какой там будет исход, кстати говоря? – спросил Григорий Андреевич.
– Ты сам знаешь – какой: в крови, которую я обнаружил на верстаке, присутствует алкоголь. Хорошо, что ты мне тогда сразу позвонил, пока кровь не исчезла. Ты знаешь, там вообще немножко неприятная история получилась, – я тебе вроде рассказывал уже: у пострадавшего в больнице дядя работает хирургом. Естественно, дядя врач скрыл, что его племянник был подшофе. Ему теперь, конечно, инвалидность оформят – без одной руки теперь все-таки. Но если экспертиза в отношении крови, которую я собрал с верстака, подтвердится, а она подтвердится, несомненно, – если конечно мир окончательно не прогнил, – то, ты знаешь отец, врачу тому тоже влетит за скрытие и дачу ложных показаний. Тебе, по крайней мере, не придется выплачивать компенсации, да и всякие там выплаты за несоблюдение правил, средств и методов безопасности на рабочем месте.
Читать дальше