Как-то раз весь день возил силос от силосной ямы на ферму. Подъезжал, разворачивался тележкой, погрузчик нагребал корм, он вез его к коровникам. Увлекся и забыл, что сегодня получка, что надо было до конца дня подъехать к кассе за деньгами. Закончил уже почти затемно, махнул рукой – ладно, завтра, никуда деньги не денутся. По пути в гараж, в лесочке, через который шла дорога, его остановили трое. Махнули рукой. Он выжал сцепление, остановил трактор – мало ли что, – высунул голову из кабины. Один вскочил на гусеницу, сунул в нос пистолет:
– Давай по-тихому: ты нам – деньги, мы тебе – жизнь.
Хотел было сказать – нету денег, не успел получить. Понял: не поверят.
– Ладно, сейчас вылезу только, тут неудобно. Ты там посвети пока. Я человек мирный, если со мной по-хорошему – что ж не поделиться.
Парень соскочил вниз, достал фонарик, переложил пистолет в левую руку. В это время он сверху огрел его монтировкой, пистолет выпал, парень схватился за руку.
– Я вам, б… дям, покажу сейчас деньги! – и стал охаживать молодца. А об остальных забыл…
Его сбили с ног, отобрали монтировку, оглушили, вывернули карманы. В карманах оказались 15 копеек одной монетой.
– У, сука! – зарычал тот, которого он приласкал монтировкой.
Его изуродованное тело нашли утром, рядом с ворчащим трактором. Он был еще жив.
Умер по пути в больницу.
Карающий меч впервые промахнулся.
Жили они на первом этаже. Удобно: вышел из подъезда – и сразу простор. Речка напротив, сквер… Хорошо! Ни от лифта не зависишь, ни от мусоропровода.
Они хорошо жили. Всего было в достатке – и продуктов, и материальных ценностей. Он хорошо зарабатывал: был начальником цеха на крупном заводе, ему платили за явку – ничего уже не нужно было делать, командовать было не надо, все его подчиненные и так знали свою работу. И только при утренней встрече кланялись непринужденно: «Здрассьте, Иван Васильевич!» Он отвечал отмашкой от правого плеча.
И весь день потом играл на компьютере – то просто пасьянс раскладывал, то чего посложнее. Хорошо ему было так вот работать – приходишь, все уже отлажено, и делать ничего не надо, только следить, чтобы никто не отлынивал и чтобы план выполнялся. Но и на это есть – мастера участков. Они ему докладывали, а он уж принимал меры, если надо. В последнее время мер принимать было не к кому, работать все научились, за место держались зубами, и он совсем успокоился. Раскладывал пасьянс.
И вдруг его поперли. Не за то, что не работал и не дорабатывал. Просто сменился собственник у завода – и поперли всех, кто управлял хоть чем-то. Хоть и цехом. Новый директор, нанятый новым собственником, на первом собрании сказал, перечисляя персоны: «Я вас в своей команде не вижу». И вычеркнул из списка. Он хотел спросить – почему – но взгляд директора был суров и непреклонен. И он сдался.
Запил. Недолго пил, пару недель. Жена сочувствовала и не очень укоряла. Понимала: стресс. Все-таки однажды утром, когда он маялся очередным похмельем, осторожно погладила по голове.
– Вань, может, уже все? Хватит?
Он медленно повернул голову.
– Хватит, говоришь… Да, наверно…
Но шок от увольнения прошел не скоро.
Выходное пособие выдали достойное. Он умудрился пропить и его – так был потрясен. Сначала пропивали с женой в кабаке. Она все говорила:
– Вань, ну чего ты так колотишься? Ты ж на все руки мастер. Найдешь себе другую работу. Все ты умеешь, а время нынче рыночное – применишь себя, и зарабатывать научишься, и вообще. Проживем же, Вань!
Он говорил:
– Ага… – и рассеянно крутил бокал на тонкой ножке с белым вином. – Проживем, конечно…
Остатки пособия пропил один, в тишине, дома, закусывая чем придется.
Работу он не нашел. Не случилось. Выставил в интернете резюме, написал во все сети. Приглашали на собеседования. Спрашивали – кем был, что умеешь? Отвечал: был начальником цеха. Терпеливо ждали ответа на второй вопрос. Пожимал плечами: «Когда-то был токарем высшего разряда, точил на станке не только гайки-болты, но всякие виртуозные штучки. Потом вот стал начальником…» Понимающе кивали. Говорили: «Мы вам позвоним». Не звонили.
Стояло жаркое лето. Такое жаркое, какое в Восточной Сибири бывает если не раз в сто лет, то все равно редко. Он сидел дома, пил пиво из горлышка и думал. «Ну, что я могу? – думал он. – На работу меня не берут. Жена – школьный учитель. Я, выходит, вообще никто. Ну, а раз никто – может, и превратиться в ничто?» Много раз его эта мысль посещала.
Читать дальше