Вера Переятенец - Сережки еврейской невесты. Антикварный детектив, или Детективная история, разгаданная экспертом

Свое собрание начинаешь ценить в сравнении. Нет, здесь и в Рейксмузеуме есть несколько работ, которые она любит смотреть в каждый приезд: Вермеер, Рембрандт и дивный портрет Анны Кодде кисти Мартина ван Хеммескерка. Собственно, это одна из трех главных картин ее детства, из-за которых она выбрала именно эту профессию. Когда-то давно отец подписался на журнал «Художник», и именно там, в статье, посвященной амстердамскому Рейксмузеуму, она увидела этот черно-белый портрет, но полный какой-то особой притягательности и умиротворения, как и сам канувший в лету мир этой юной женщины в крахмальном белом чепце. Она и подумать не могла, что когда-нибудь, бывая в Амстердаме по делам (просто анекдотическая фраза для 70-х, это все равно как «мне в Париж по делу надо»), она будет каждый раз любоваться этой работой. А тогда ей захотелось быть в этом мире, прикоснуться к нему, изучая историю искусства.

После музея она попила кофе, обедать еще не хотелось, и вернувшись в старинный особнячок у Большого рынка на улице Принцес (Принцесстраат), она оплатила свою икону и пару старинных серег с довольно чистыми алмазными розами и, добравшись до вокзала, села в поезд до Амстердама. Мимо промелькнул Лейден, Гарлем с его классической мельницей, и, вот он суматошный, но очень стильный «Амстердам централ». Время всего – ничего, можно пойти пообедать, а поскольку у нее осталась приличная сумма наличных, после обеда она планировала еще зайти в один магазинчик, а потом – вердиевский «Реквием».

Это ее традиция, всегда, приезжая по делам в какой-нибудь город, она вечерами, чтобы не скучать в гостинице, ходила слушать оперу. В Вене это понятно, но амстердамская королевская опера ей не нравилась. Здание новое, расположено не очень удачно, поэтому она чаще ходила в концертный зал в музейном квартале или на концерт какой-нибудь церковной музыки в храм у Королевского дворца, а что – интерьер роскошный, исполнение на уровне.

Но сегодня повезло: в концертном зале давали «Реквием» Верди, поэтому Вероника зашла ненадолго в гостиницу, оставила купленные вещи и пошла пообедать. Надо сказать, что с «пообедать» в первый приезд в Амстердам у нее была проблема. Голландские рестораны не готовят горячего раньше шести вечера. Можно перекусить салатом, сэндвичами и супом (в голландском исполнении чаще всего – дрянь редкостная). Есть еще один момент: во многих кафе сидят одни мужчины: в кебабных – арабы, в фалафельных – ортодоксальные евреи, во многих голландских заведениях, как оказалось, тоже одни мужчины со специфическими испитыми физиономиями. Заходишь, а там – дым и запах алкоголя, а на тебя смотрят так, будто интересуются: «Ты за чем? За таблетками или выпить?» Сеть аргентинских ресторанов ей тоже не нравилась. Но она, правда, с трудом, но нашла себе турецкое кафе, существующее еще с восемнадцатого века. Просто проходила мимо, увидела, как повар на открытом гриле готовит мясо и овощи и решила, что хочет именно этого, а еще выпить крепкого турецкого чая, а не заваренного пакетика. С трудом пересилила робость, она решила – «А наплевать!!!» Повар сразу же вычислил в ней русскую и на ее английское «Хеллоу!» – ответил – «Здравствуйте, что желаете?»

Оказывается, наш человек, работал в Анталии. И говядину приготовил, как она любила, и перцев положил запечённых и еще пирог гезлёме с зеленью посоветовал. Даже чай налил не в традиционную турецкую мензурку, а в реальный наш стакан в подстаканнике (причем советском). Так что обед в Амстердаме стал у нее здоровым, свежим и вкусным.

Расправившись с вкусным обедом, Вероника и решила зайти в лавку Липпенсов на Амстеле, а завтра, если деньги останутся, еще по Нувельшпилестраат прогуляется. Но у Липпенсов она задержалась надолго и купила очень приличные и, главное, перспективные украшения. И тут вдруг вспомнила, как выйдя из ювелирной лавки, она столкнулась с каким-то мужчиной. Хорошо, что сумочку держала в руках крепко, знакомая с подобными разводами. Но мужчина что-то пробормотал ей то ли по-голландски, то ли по—немецки, но она не придала этому значения и поспешила в универмаг Де Бьенкорф, порадовать себя чем-нибудь, поскольку у нее оставалось еще два часа в запасе, чтобы вернуться в гостиницу, переодеться в кружевную блузку и добраться до концертного зала.

– Мадам, мадам, – Вероника оглянулась. А товарищ, который ее толкнул, настойчив. Он что-то пытался ей сказать.

– Она махнула, головой – «ай донт, андестенд».