Ольга Трушкова - Дом на горе, дом под горой. Рассказы

Ну, я побежала, а не то на репетицию опоздаю.

Настал день концерта, приуроченный к одному из многочисленных российских праздников, к Дню пожилого человека. Баба Маня не могла не поддержать Раису и не утешить в час позора, если та вдруг забудет её наставления и будет не только рот открывать, но ещё и вздумает петь.

Ансамблем руководил Петька Миронов, которому давным-давно село приклеило кличку Зашибала. Нет, не потому ему было присвоено столь громкое звание, что он злоупотреблял кое-чем, хотя и это имело место быть, а совсем по другой причине.

Бывало, в шумной копании молодые парни, доведя себя до нужной кондиции, начинали выяснять отношения. Как правило, эти выяснения плавно переходили в драку. И тут в дело вмешивался он, небольшенького росточка, щупленький и кривоногий Петька Миронов. Закатав рукава рубахи, устрашающе вращая налитыми спиртным глазами, Петька вклинивался в самый центр рукопашного боя, размахивал маленькими кулачками и грозно, как ему казалось, вопил:

– Рра-ззойдись! Зашибу!

Парни опускали свои кулаки-кувалды, дабы ненароком не зашибить самого Петьку.

Драка прекращалась. Все дружно возвращались к столу и пили мировую.

Петьку любили и парни, и девчата – Зашибала был покладистым, отзывчивым человеком и отменным баянистом.

Теперь же, выйдя на заслуженный отдых, Пётр Миронов создал из своих ровесников и ровесниц ансамбль «Русская народная песня».

– Русская народная песня «Из-за острова на стрежень», – выйдя на сцену, звонким голосом объявила Зойка Миронова, она же Петькина внучка, а по совместительству – конферансье. – Исполняет народный ансамбль нашего села под руководством Петра Ефимовича Миронова.

Ансамбль занял свои места на сцене. На певцах были расшитые в русском стиле косоворотки и кепки с лихо заломленными козырьками. Правда, картинно выпущенных завитых чубов не было, потому что завивать уже нечего.

Певицы обрядились в того же стиля сарафаны. Вышел Петька в яркой рубахе и растянул меха видавшего виды, старенького, но всё ещё голосистого баяна. И после проигрыша грянула песня.

Из-за острова на стрежень,

На простор речной волны

Выплывают расписные

Острогрудые челны.

«Хорошо поют, слаженно, – одобрила баба Маня и тут же озаботилась: – Только бы Раиса не забыла моего наказа.»

Раиса не забыла.

На переднем Стенька Разин,

Обнявшись, сидит с княжной,

Свадьбу новую справляет

Он, веселый и хмельной.

«Да все они, кобели, по пьяни свадьбы новые справляют, – вздохнула баба Маня. – А спросил ли он, варнак, согласия девицы? Нет, конечно. Полонянка, кто ж её спрашивать-то будет?»

А она, потупив очи,

Ни жива и ни мертва,

Молча слушает хмельные

Атмановы слова.

Баба Маня загрустила и отёрла непрошеную слезинку. «Бедное дитё, как же, однако, страшно ей… небось, дрожит осиновым листочком… Оторвали тростиночку от отца-матери да обесчестили. А князю-батюшке да княгине-матушке горе-то какое, не приведи господь!»

Позади их слышен ропот:

«Нас на бабу променял,

Только ночь с ней провозжался,

Сам наутро бабой стал».

«Вот паразиты! – возмутилась баба Маня. – Так и подстрекают этого ирода сотворить пакость несусветную! Из зависти, наверное, а из-за чего ещё?»

Этот ропот и насмешки

Слышит грозный атаман,

И могучею рукою

Обнял персиянки стан.

Брови черные сошлися,

Надвигается гроза.

Буйной кровью налилися

Атамановы глаза.

«Ишь, залил свои бестыжие зенки! Озверел-то как! Ну, точь-в-точь совхозный племенной бугай.»

«Ничего не пожалею,

Буйну голову отдам!» —

Раздается голос властный

По окрестным берегам.

«А чего тебе жалеть-то, сукин ты сын? Своим горбом нажитого и крохи нет, а ворованного и впрямь не жаль – ещё награбишь, окаянная твоя душа! А свою „буйну голову“ ты чёрта с два отдашь! Посулы твои – это страх потерять атаманскую власть. Во все века лихоимцы за власть борются, компромат друг на друга собирают и бунты устраивают. Разве твои головорезы – исключение?»

«Волга, Волга, мать родная,

Волга – русская река,

Не видала ты подарка

От донского казака!

Чтобы не было раздора

Между вольными людьми,

Волга, Волга, мать родная,

На, красавицу прими!»

«Хоть мать бы не поминал, душегуб!»

Мощным взмахом поднимает

Он красавицу княжну

И за борт её бросает

В набежавшую волну.

«Это же надо, в угоду пьяному сброду, в угоду этим проходимцам – да душу человеческую загубить!»