Даниил Касап - Шумите, синие берёзы

– О, Данилище! – поприветствовал он, переложив сигарету из правой руки в левую. Он всегда странно курил, делал всего несколько затяжек, а остальное время сигарета тлела. Он держал её большим и указательным пальцами.

– Куда в такую рань? – спросил Руслан. Рот у него маленький, ровный. От нижней губы к окончанию подбородка тянется полоска тёмных волос. Бабуин называл это интимной стрижкой, – такой вот у него юмор. Раньше у Руса была козлиная бородка, и череп был гладким, как яйцо, как очищенный лук. А теперь волосы в хвост собирал на затылке и вечно экспериментировал с бородой. Было как-то усы оставлял.

– К обезьяне иду, – ответил я.

– К Бабуину что ли? К соседу моему?

– Ага, к нему. У него дело какое-то, – изо рта у меня валил пар.

– Да, как обычно, – ухмыльнулся Руслан. – Не с кем ему поговорить, я его видел неделю назад, с работы турнули. Нажрался вроде как, – ухмылялся пуще прежнего.

Терпеть не могу его ухмылку. Иногда хочется заехать грязным конверсом по роже, растоптать мерзкую бородёнку. Стереть ухмылку, вообще рот ему поломать. Нет, конечно, с одной стороны я Руса уважаю, он нас с Бабуином старше всего на пять лет, а уже главный инженер на каком-то грёбанном заводе. Жена у него есть и детей двое.

Жизнь, что называется, удалась, вот он ходит, ухмыляется над нами люмпенами и неудачниками.

Настроение у меня испортилось, не хотелось с этим типом больше говорить. Голова только о губах думала.

– Ему что-то получше предложили, – соврал я. – Он на радостях нажрался.

– Ясно, – пренебрежительно сказал он. – А ты как? Работаешь где?

И нахера ему это знать?

– Нет, зачем? Дети рок-н-ролла не работают! – сказал. – Я нашёл вечный источник дохода.

– И какой же?

– Нет, не скажу, ты тоже тогда работу бросишь, – отмахнулся. – Рад был видеть, – снова соврал я. – Надо идти.

Вообще-то работа у меня была, не постоянная, но была. На последнем курсе института, учился я в Инженерно-строительном, препод, после распитой бутылки коньяка в аудитории, пристроил меня в одну крохотную строительную компанию практиковаться и вот с тех пор я иногда участвовал в некоторых проектах. Сам препод в девяностые был ректором и вместе с какими-то предприимчивыми людьми занялся бизнесом, фирму открыл, а потом, его понизили до заведующего кафедрой.

Руку Русу не пожал, повернулся и ушёл, спустился во дворы.

Прошёл мимо шаурмяшной, усатый таджик, протирал стёкла. На спине его куртки было написано: «Люблю Россию».

Я тоже люблю, – подумал.

К шаурмяшной жался старый магазинчик из выцветшего пластика, с едва различимой надписью над дверью «ПРОДУКТЫ». Магазинчик и шаурмяшная, работающие здесь уже лет двадцать, смотрелись абсолютными анахронизмами на фоне соседних стеклянных бутиков и новенького дорогущего супермаркета со светящейся вывеской над дверью.

Пахло вкусно, мясом и тестом. У меня засосало под ложечкой, ускорил шаг. Думал, не дай бог не успею к Бабуину на завтрак.

У него в доме лифт, чистый лифт, хоть и старый. Поднялся на последний этаж, – двадцатый. Ехал долго, словно до самого рая, но двери открылись не в прекраснейшие солнечные кущи, а в пыльную полутьму. Коридор длинный, как шахта. В конце небольшое окно, но света мало, какую-то часть пути приходится идти в потёмках. Главное не врезаться в трёхколёсный велосипед. Или, если правильнее, – двух с половиной колёсный: вместо третьего колеса, привинчено крошечное колёсико от детской коляски. Обычно этот недовелосипед стоял у окна, и когда достигаешь середины коридора, замираешь в полумраке: рама, перевязанная проволокой и лентами, кривая и сгорбленная, напоминает скелет какого-нибудь небольшого существа. Смотришь, пытаешься мысленно нарастить на эти слабые, недоразвитые кости плоть, обтянуть шкуркой, или даже перьями, представить, как оно будет двигаться.

Бабуин говорил, что сосед его, – одинокий интеллигентный старик, купил велосипед для ребятни, чтобы все катались. На улицу выносить видимо некому или надоело каждый день, вот прямо по коридору и гоняют, поднимая пыль.

На месте его постоянной парковки – у окна – велосипеда не оказалось, значит, бросили у какой-то стены или посреди прохода. Шагал аккуратно. Пахло мокрой собакой. Заметил велосипед под железной дверью, руль вывернут, спиц на колёсах почти нет.

Малолетние вандалы!

Велосипед или детская площадка, – всё обязательно сломают, раскурочат, растопчут, вырвут и унесут. Потому, что общее, а значит, – ничьё, значит, – никто ругать не будет, значит, – новое построят, если сломается.