Мария Текун - Подарок. Мистическая повесть

Здесь я нисколько не ставлю себе в заслугу то свойство моей натуры, благодаря которому я успешно исцелял больных, поскольку совершенно не в состоянии объяснить, что это было за свойство. Происходило все как бы само собой. Я просто «видел», от чего страдает человек, и убирал причину болезни. Вскоре исчезали и следствия. Или «последствия». Для того, чтобы все выглядело благопристойно, естественно и закономерно, я выписывал пациенту таблетки, которые он покупал в ближайшей аптеке, и таким образом всю оставшуюся жизнь благодарил не меня, а современную фармакологию. Сам я не считал свой дар чудесным, потому что до известного времени полагал, что так лечат если не все, то многие врачи.

Моя жена тем временем сидела дома и занималась приятными ей делами. Что это были за дела, представить себе несложно: она следила за домом и садом, готовила еду, наводила порядок и «красоту», как любят говорить женщины, а остальное время посвящала себе, то есть читала, смотрела кино, вязала, гуляла, посещала различных специалистов по всевозможной красоте и прочая и прочая. Не знаю, была ли она счастлива на самом деле, но мне всегда казалось, что да. Она имела все, что хотела.

Моя жена была привлекательной женщиной – странно было бы, если бы я сказал иначе – она имела изящную фигуру, милое личико и удивительные густые длинные вьющиеся волосы редкого цвета белого золота. Они буквально сияли при свете и отливали неожиданным блеском. Никогда в жизни ни у кого я не видел больше таких волос.

В нашем доме было два этажа и множество комнат, соединенных между собой таким образом, что, переходя из одной в другую, можно было обойти весь первый этаж, а затем, поднявшись по лестнице, и второй. Чем было обусловлено столь странное устройство дома, мне неизвестно, впрочем, тот факт, что почти все комнаты в доме оказались проходными, особых неудобств нам не доставлял, поскольку большую часть из них мы все равно не использовали

Дом стоял посреди широкой зеленой лужайки, окруженной кустами живой изгороди и высокими липами, буками и вязами поодаль, посаженными по границе наших земельных владений отдельными рощами или куртинами. Я не знаю, как сказать точнее, потому что не специалист в том, что нынче называется ландшафтным дизайном, а раньше представляло собой целое искусство или науку садово-паркового хозяйства. Как бы то ни было, я был способен оценить красоту и величественное уединение нашего милого семейного уголка.

Ну вот, теперь мы подходим к самому трудному. Хотя я и взялся описать определенные события, происходившие на моих глазах и при моем непосредственном участии, тем не менее, до сих пор не знаю, как это лучше сделать. Дело в том, что вышеупомянутые события не были частью какой-то определенной реальности, и потому не могут быть определены и описаны однозначно.

Я уже обмолвился выше о том, что одно время буквально изводил себя мыслью о детях, которых по какой-то неведомой мне причине не пожелал послать нам Господь. Пребывая на грани отчаяния, я, неожиданно для самого себя, вдруг утешился внезапно посетившей меня единственной мыслью. Это была даже не мысль, а некая мыслеформа, следовательно, тем сложнее будет ее описать. Но, если сказать совсем уж просто, однажды мне на ум пришло следующее рассуждение: если я так люблю детей, что мешает мне любить уже существующих детей?! Надо признаться, что такая постановка вопроса на некоторое время завела меня в тупик. Я пытался разобраться (и не смог, не стану этого скрывать), в чем же на самом деле состоит различие собственных детей и просто детей, детей, так сказать, «вообще»? Возможно, если бы я был женщиной, данный вопрос не возник бы у меня вовсе по той причине, что женщина точно знает, какие дети ее . Мужчина же в этом смысле более уязвим или более свободен, как посмотреть. Поэтому, я думаю, одни мужчины бывают чрезвычайно ревнивы, а другие, напротив, чересчур равнодушны. Возможно, я стал бы ревнивцем, если бы моя жена не была бы столь холодна в данном вопросе. Но здесь я спросил себя: так что же мешает мне любить детей вообще? Женщины любят только своих детей, мужчины же любят тех, кого называют своими.

Эта мысль, пусть неоднозначная и изложенная достаточно коряво, помогла мне прийти к выводу, что мои страдания происходят оттого, что я сам накладываю на себя ограничения, то есть ставлю барьеры и возвожу стены, которые не могу преодолеть, но которых по сути не существует! Здесь я понял, каким образом наша ограниченность является причиной наших страданий. И способ, который помогает нам освободиться от этого – любой способ – не имеет того первостепенного значения, которое обычно стараются приписать ему задним числом.

Читать дальше