Юрий Киселев - БЕЛОЕ и КРАСНОЕ. Отпрыски

Пожилой на ходу покачал головой и вежливо улыбнулся:

– У нас много багажа, сожалею.

– Вы хоть представляете, что это? Генеральский мундир, участник парада Победы в сорок пятом. Лично видел вашего Рузвельта. Вы из Америки?

– Позвольте, где ж он видел нашего Рузвельта? – улыбнулся пожилой.

– Здесь, в Москве! На Красной площади, рядом со Сталиным. А по другую сторону – Черчиль, все участники коалиции. Не видели хронику? Парад Победы 24 июня 1945 года. Хотя да, у вас считают, что войну выиграла Америка. Я с одним говорила, так он вообще думал, что Советский Союз воевал на стороне Гитлера!

– Говорите, Рузвельт со Сталиным стоял?

– Да, по правую руку. А Черчиль – по левую. Там еще генерал Де Голь с ними…

– В кресле?

– Де Голь?

– Рузвельт!

– Естественно. На мавзолее сделали помост, кресло стояло на помосте – чтобы все были на равных. И Рузвельт делал рукой вот так… – Римма покачала ладонью. – Историю надо знать. Сколько вам было, когда вас увезли в Америку?

– Я там родился, – улыбнулся пожилой.

– Серьезно? А вы не из Нью-Йорка, случайно?

– Из Лос-Анджелеса.

– К Голливуду не имеете отношения?

– Некоторое.

– О, для съемок! – воскликнула Римма, вскидывая мундир. – Не вам, так кому-то еще, заработаете на этом. А где вы русский так освоили?

– В вашей тюрьме.

– Вы сидели у нас?! – округлила она глаза. – За что?

– Я Френсис Пауэрс, пилот самолета U-2. Меня сбили над Красной площадью в годовшину вашей революции – вас еще на свете не было. Я катапультировал – и прямо в ваше КейДжиБи. Потом меня обменяли на вашего шпиона, давай бог память…

– На Абеля, – подсказала Римма. – Хотите совет? Вернетесь – проверьте холестерин.

– Холестерол? Высокий? Вот те раз!

– Сбили вас над Свердловском, теперь Екатеринбург, и не на ноябрьские, а Первого мая, в День международной солидарности трудящихся – теперь праздник весны и труда.

Пожилой приостановился, встретился с ней глазами – и расхохотался:

– Поймала, поймала меня! Молодцом!

– What’s up, Dad? – недовольно спросил сын.

– A smart ass! – смеясь кивнул отец на Римму.

– Your son doesn’t speak Russian? – удивилась Римма и насколько могла кокетливо поглядела на сына. – Why? Your father speaks Russian almost like a Russian!

– I don’t like it, – отрезал тот.

– Russian or the Russians?

– I don’t know Russians.

– Bullshit! – цыкнул на него отец и повернулся к Римме. – Не слушайте его.

– Dad! We gotta go, – не вытерпел сын.

– Мне тоже надо идти, – сказала Римма. – А то я на Игорька все бросила…

– Это не тот, у кого картины? – оживился пожилой. – Вы его хорошо знаете?

– Более чем. А меня зовут Римма, – сунула она руку.

– Майкл, – назвался пожилой. – А моего сына – Дино.

Римма потянула было руку, но Дино лишь холодно кивнул.

– Приятно познакомиться, – поспешил исправить неловкость Майкл.

Римма смерила Дино насмешливым взглядом и улыбнулась Майклу:

– See you tomorrow! Вы же придете за картиной? Заодно, может, надумаете… – Она вскинула мундира и его рукавом прощально помахала: – Bye-bye Michael!

Думая, что Римма вот-вот вернется, Щербинин не стал затаскивать телегу в ее «Сувениры», истратил полученное в сражении за «Церквушку» тепло и снова расчихался. Наконец она появилась, отмахивая на ходу мундиром, как кадилом.

– Ну ты даешь! – опередила она укоры. – Пятьсот баксов за раскрашенную картонку!

– Но-но! За «раскрашенную картонку» я и обидеться могу.

– Мне самой нравится – я с позиции покупателя. Кто разбирается – у того нет денег. Для кабака – не та тематика. Для офиса – не тот размер. Для иностранцев… Я Ольке говорила: «Пиши авангард!» Давно б в «зелени» купались. А ты ходишь вхолостую! Хоть что-то сегодня ушло? Вчера?… Нашелся придурок – полтыщи баксов отваливает! Это ж… «Я доллары не беру». А завтра не придет. Что на тебя наехало?

Щербинин заулыбался, и Римма махнула рукой:

– Вот-вот, что еще остается. Сколько ты ее возишь, церквуху? И все не уходит.

– А почему? – с лукавинкой спросил он.

– Заломил!

– Для того и заломил. Я ее для себя вожу, поняла? Для настроения.

– Хм… Ну и объясни людям, а то… Завтра придут – что будешь говорить?

— Завтра – я не приду.

– А я за тебя краснеть должна?

– Ты тут при чем – заболел! – Щербинин хотел изобразить чих – и правда чихнул. – Вот, видишь. Все, пошел лечиться. – И покатил тележку.

– Игорек, они из Лос-Анджелеса, – закричала она вслед, – можешь Алене подарочек…

Щербинин быстро удалялся своей, как выражалась Римма, «эксклюзивной» походкой: в то время как его левая нога ступала нормально, правая, прежде чем опуститься, делала молнионосный финт наподобие знака интеграла. Сейчас он буквально летел, и тележка, казалось, летит вместе с ним. «Сюжет в духе Шагала, – улыбнулась Римма. – Игорек в обнимку с тележкой летит над Старым Арбатом».