Александр Галиев - Желтый Эскадроль

– Да, мы очищаем мир от лишнего, но не смотрим вперед. Ваше глупое восстание тоже было лишним. Несколько тысяч недовольных среди четырехсот миллионов счастливых. Любопытное зрелище.

– Я не жалею о произошедшем. И о том, что случится далее. Сегодня нас было всего четыре тысячи. Даже меньше. И что? Мы взяли Централис! Твой город, генерал, а, что скажешь? И я знаю вас, эскадрольцы. И меня не пугает темнота этой камеры и то, что я не вижу твоего лица. Ты ведь тоже моего не видишь, – она махнула головой, ее волосы зашелестели в темноте. Маленькая черная фигура бунтаря в маленьком черном мире камеры. Вот и все, что от вас осталось.

– Скажи еще, что ты в выигрыше, потому что ты сидишь, а я стою. Разве что тебе на коленки сесть, девочка, – от ее детской реплики раздражение сняло как рукой. – И попрошу. Вы взяли Централис? Начнем с того, что я был в отпуске. Закончим тем, что вы взяли лишь несколько зданий.

– Губернатор сверхсекретного военного города был в отпуске, пока мы брали несколько ключевых зданий, – она усмехнулась.

– Я не был в отпуске несколько лет. Считаешь, что я не могу уехать на несколько дней?

– О, конечно, генерал. А знаешь, у тебя слишком много риторических вопросов. Да и обычных немало. Меня ужасает твоя манера речи. Тебе, я думаю, наплевать на меня, и ты просто странно развлекаешься.

– Фельетоны, сатиры и некрологи.

– У вас все заканчивается некрологами. Но я не боюсь за себя.

– А за кого боишься, за семью? Семья, кажется, не виновата. Они частные и, вероятно, честные люди. Тебя никак не касаются. Ты вообще не думала, почему восстали лишь четыре тысячи? Потому что остальные счастливы и любят наше общество. И нашего Императора. Ну, в конце концов, им нет дела до того, что происходит вокруг. Какое им дело до всего остального, если абсолютное большинство у нас живет богаче, чем ваша аристократия два века назад? Вас, идиотов, развешают по столбам, на западе будет реять победное знамя органического Солнца, и все будут довольны. Мы построили Рай на земле, с тем лишь условием, что на границе этого Рая идет война с демонами и чертями. А последний черт из недр Рая сидит прямо передо мной.

– Ты единственный человек, который хотя бы как-то упоминает о христианских мифах… – мне показалось, что я услышал грустные нотки, но она сразу усмехнулась: – Это может приносить мне удовольствие.

– Что, неужели ты христианка? Как давно падшие? Держишься старой истины, как старая аристократия? Ха! Ведь так? – я приблизился к ее лицу на максимально этичное расстояние, но полумрак не решился расступиться, показывая ее глаза. – Вечность, спасение! Иконы и иноки! Мир и свечи… Елей! Что же это? Христос, Сергий Радонежский, Фома Аквинский? Мы сломали им хребет настолько быстро, что…

– Хватит, генерал, хватит, – отрезала она.

– Как угодно, – я рывком выпрямился и пошел дальше по кругу, – если подумать, ты можешь верить во что захочешь, эскадрольцы не атеисты и к подобной мерзости не призывают. Мы безразличны. И ты была безразлична. Мы вычистили христиан из наших земель и вычистим с земель на западе. Пустота, лишь она будет сиять внутри нас. И органическое Солнце на бескрайнем небе. Ты виновата лишь в том, что у тебя слишком догматичное сознание.

Она молчала несколько минут. Я даже испугался: не сломалась ли она? Еще рано.

– Человек, казалось бы, требует малого, – произнесла она через минуты довольно отстраненно. – Защиты семьи, достатка, хлеба и зрелищ. Может быть, человек и злопамятен, неблагодарен и склонен к мести, как писал Макиавелли, но разве не склонен ли он к добру, жертвенности, милосердию и блаженству души? В критические моменты истории человек доказывал, что он все же больше светило, нежели тьма.

– О, я вижу, ты читала Никколо. Удивительно, что ты смогла его найти, при эскадрольской-то ненависти к общественным наукам и «умным» книгам в целом. А как тебе такое: «Поистине страсть к завоеваниям – дело естественное и обычное»? Или это: «Государь не должен иметь ни других помыслов, ни других забот, ни другого дела, кроме войны, военных установлений и военной науки, ибо война есть единственная обязанность, которую правитель не может возложить на другого». Последнее полностью воплотилось в Эскадроле, а первое хоть и неверно, ибо мы не завоевываем, а возвращаем, но по-своему красиво. Твои же мысли о человеке уже не подходят даже для людей запада, которые когда-нибудь будут нами очищены до конца. Но что нам какой-то Мак? Есть личности куда интереснее. Гвиччардини, скажем. «Счастье людей часто оказывается их величайшим врагом, так как оно часто делает их злыми, легкомысленными и заносчивыми; поэтому самое большое испытание для человека – устоять не столько против неудач, сколько против счастья». Ты не устояла.