Сергей Степанов - Добрые люди

– Ну и что? На землю сел?

– Сел… Сел… Потом вот несли его по очереди.

Папа занемногословил. Она тоже расстроилась.

– Так он что – умер?

– Нет, ногу сломал… – взбодрился вроде папа. – В общем, ты, если видишь, что на дом – по крыше бежишь и с края прыгаешь. Пока купол раскрыт. Поняла?

– Да поняла… Ноги-то не казённые!

– Ну во! – Он погрозил ей пальцем. – Друг… Я тебе…

Поцеловал макушку, обняв, и пошёл к выходу из комнаты.

– Средства связи не выключаем! – это уже и не папа был, вроде, а инструкция.

Лена, кивая и улыбаясь одновременно, вернулась к монитору, почитала открытый пост. Потом перешла в поисковик, набрала: « «Сергей Ломов» + десант + упал с крыши» и долго копалась, пытаясь хоть что-то найти.

Перед сном она ещё раз успокоила маму, сказала, что поедет завтра на пляжик. Та смотрела на неё недоверчиво и говорила, что лучше не надо, что у неё предчувствие… Потом мылась, расфыркивая душевые капельки на стену, переодевалась в пижамку с мишками, мечтала по потолку, валяясь на расстеленном диване и закинув ноги на стену. Потом посмотрела немного ночных новостей и бухнулась в сон. Потом лежала щекой на Дениске, и он охватывал её лицо своими сильными руками. Они нагревались всё больше, и папа гладил её по голове. Он обнимал её и целовал всё ниже, и его щетинка смешно щекоталась, и папа стоял рядом и улыбался, а самолёт кружился, и она падала, падала, падала, смеясь от ужаса и от счастья, прямо в жаркие мягкие добрые руки.

Будильник чуть только заденискал, она его тут же прижала к тишине, так даже и не заметив, где закончился он, а где началось утро. Она пошлёпала по коридору, нажала на ручку и испугалась – тубзик был закрыт. Но папа тут же кашлянул и пошуршал газеткой. Она вздохнула. С мамой лучше было не встречаться сейчас. Она шустренько сбегала в маленький, помыла в его раковинке лицо и руки, на цыпочках вернулась в комнату и, накинув платьице и шлепки, потекла к двери.

На кухне мелькнула быстрая тень, и у неё упало сердце.

– Дверь закрою, – прошептал папа, поцеловав её в щёчку.

– Пока… На пля-жик! – напомнила она.

Он усмехнулся.

Динька уже стоял перед подъездом, и она в последний миг осеклась, метнувшись к нему – они ещё «не целовались». Он приобнял её и тут же спросил про одежду.

– Какую одежду? – радостно заморгала она.

– Как какую? Я же тебе говорил: грязные штаны и кеды какие-нибудь! Нам же по полю ползать с тобой придётся.

Она расстроилась. Подниматься назад совершенно не хотелось. Была возможность не вернуться вообще. Она поведала любимому об этом, он усмехнулся, назвал её пнём и полез в багажник своей большой машины.

– Ладно, – сказал он, – держи боты мамкины, а штаны, я думаю, там тебе найдём.

Он говорил так серьёзно и так спокойно. Сердце бухало прямо в горле, и она стояла, как дура: в каждой руке по грязной ботине. Смотрела на него.

По пути они слушали музыку, и она ему что-то спела своим поставленным в школе сопранчиком, а он сказал, что это крутяк, и она пела ему ещё. Стюардессы разливали чай и кофе, соседи тихо переговаривались, шуршали газетами. Позавтракали и они на заправке, и она заляпалась френчодогом вся совсем, и он её лицо сначала вытирал нежной салфеточкой, а потом отправил мыться в ВЦ.

Аэродром был довольно далеко, они подъехали около десяти. Несколько небольших домиков, огромное, до горизонта поле, самолетики за домом видны – какие-то накрыты, какие-то целиком. Они поставили машину и вошли в здание. Там было людно. Человек двадцать, молодежь примерно их возраста, сидели на стульчиках вокруг доски, завешанной плакатами. Инструктирование уже началось, и они тихонько сели в заднем ряду.

Ребята все были приятные, свежие, яркие. Но серьезные. Многие записывали. Она почувствовала себя среди своих. Выделялся и смешил её один парнишка, да как парнишка, он был, пожалуй, старше их всех – в очках, серьёзный-такой-серьёзный. Задавал вопросы и глубокомысленно дискутировал с инструктором. Гений, одним словом.

Инструктор называл им марку и рассказывал об устройстве парашюта, объяснял про группировку приземления, про которую она уже слышала, рассказывал про деревья и крыши домов, повторяя папины слова. Ей казалось, что это всё она уже тысячу лет знает, что всё это очень просто. Главное, когда будет набегать, – сгруппироваться; если на крышу – спрыгнуть, быстро пробежав и толкнувшись, если в воду, то…

– Ладно, ребята, это вам всё, надеюсь, сегодня не пригодится. Воды у нас тут нет, дома ближайшие в двадцати километрах. Расскажите вы мне теперь, что же самое сложное в прыжке с парашютом?