Андрей Геласимов - Чужая бабушка

Я отвечала: «Что чувствуешь? Ну, понимаешь, когда впереди открывается люк, а ты видишь, что перед тобой еще человек десять, то вроде бы все нормально…»

Через некоторое время даже зять привык к подгоревшей картошке. Перестал ворчать и просто сидел с кислой рожей.

А мне-то какое дело? Не нравится – ищи себе другую кухарку.

Но однажды она меня вообще здорово удивила. Мне захотелось показать ей одну книжку, от которой я ревела много лет назад целые ночи напролет, и я попросила ее сходить ко мне в комнату. Никогда не выбрасываю такие вещи.

«Она у меня на полке лежит. Синенькая. Называется „Когда приходит печаль“. Ты ее сразу увидишь. На ней такими большими буквами написано».

Она не возвращалась довольно долго. Я даже подумала, что она забыла про меня. Потом тихо зашла в кухню и встала возле двери. В руках у нее было штук пять книжек. Все синие.

Я смотрю на нее и говорю: «Зачем нам так много? Ты где их столько взяла?»

А она улыбается как-то странно и молчит.

Я говорю: «Мне же только одну надо»

А она все равно молчит. Стоит с этими книжками молча.

И тут я догадалась: «Ты что, не умеешь читать?»

Она помолчала еще немного и отвечает: «Нет».

Я говорю: «Тебе же в школу в этом году. Тебя что, никто не учил буквам?».

Она говорит: «Нет, не учил».

Я посмотрела на нее, потом выключила плиту и говорю: «Давай-ка убирай все со стола. Ужин подождет. Будем играть в школу».

Развитие у нее оказалось, как у четырехлетней. Букв она и вправду не знала почти ни одной. Даже ручку правильно держать не умела.

Я говорю: «Между вот этими пальцами ее зажимай. Вот так. Видишь? Ну-ка, сама попробуй».

Она говорит: «Я не могу. Неудобная ручка. Дай мне другую».

Я говорю: «Не будет тебе другой. Они все одинаковые».

Она говорит: «Эта толстая».

Я говорю: «Подожди, тебе волосы мешают».

Взяла заколку и убрала ее волосики в хвост. Чтобы перед глазами у нее не болтались.

Она говорит: «Теперь хорошо».

Я посмотрела на ее шейку и замерла.

Она говорит: «Вот так? Правильно вот так держать ручку?»

Я говорю: «Откуда у тебя это на шее?»

Она замолчала и голову опустила к столу.

Я говорю: «Откуда? Говори. Я в своем доме все равно все узнаю».

Она еще ниже голову опустила.

Тогда я говорю: «Хорошо. Значит, не буду больше с тобой заниматься».

Она съежилась вся и прошептала: «Папа стукнул резинкой. Я ему телевизор мешала смотреть».

Я задержала дыхание и говорю: «Какой резинкой?»

А она еще тише мне отвечает: «Которую он с работы принес. От машины».

И тогда я говорю: «Посиди-ка пока здесь. Не выходи никуда из кухни».

Пошла в комнату, встала напротив него и говорю: «Ну что, засранец, любишь телевизор смотреть?»

Татьяна вскочила со своего кресла: «Мама, ты чего?»

Я говорю: «Я ничего. Только у меня в доме детей еще никто не бил. Я девок, пока растила, пальцем ни одну не тронула. А этот засранец приперся из своей деревни, чтобы детишек тут обижать».

Он смотрит на меня и молчит.

Я говорю: «Чего ты молчишь? Чего ты на меня уставился? Дай-ка мне сюда эту резинку. Я тебя самого так по спине резинкой тресну! Надолго запомнишь – кого бить, а кого не бить».

Он молча встает с дивана и подходит к шкафчику, где у него лежат документы.

Я говорю: «Ты слышал меня? Давай сюда эту резинку!»

Он открывает шкафчик, вытаскивает оттуда какие-то бумаги и отдает их мне.

Я говорю: «Ты что мне даешь? Зачем ты мне это толкаешь?»

Он говорит: «Прочитайте».

Я говорю: «Ты что, совсем сдурел?»

Он смотрит на меня и говорит: «Прочитайте».

Я опускаю глаза на эти бумажки и все равно ничего не могу понять. Какие-то цифры, какие-то там статьи.

Я говорю: «Зачем ты мне это дал? Зачем ты ударил девочку?»

А он опять говорит: «Прочитайте».

И тогда я начинаю читать. И постепенно мне становится ясно, что эти бумаги все про нее. И там написано, что у нее мать алкоголичка и ей нужен нормальный уход. И по закону она не может быть ее мамой. И значит, за ней должен присматривать кто-то другой. А у ее отца нет этой возможности, потому что он – безработный.

Я говорю: «Подожди, подожди. Ты что, от нее отказаться решил?»

А он смотрит на меня и говорит: «Зато проблем больше не будет. Ну какая из вашей Татьяны мачеха?»

Я говорю: «Подожди, подожди. В детский дом?»

Он говорит: «Татьяне еще самой в куклы играть надо».

Я смотрю на него и опять говорю: «В детский дом?»

А он молча берет у меня документы и кладет их обратно в шкаф.

Я говорю: «Ах, вот так, значит?»