Анна Маг - Андромеда

Шло время, Сона выросла. После 8-го класса пошла в музыкальное училище. Гарик уехал в Москву и поступил в университет. Мечта семьи навсегда покинуть город пока не могла осуществиться, потому что грянули 90-е, и страны больше не было. Теперь все предстояло создавать заново. Заново рождались новые государства, независимость и законы, гимны, и опять мы строили новый мир.

Мать по-прежнему преподавала в училище. Зарплата крошечная, но зато надежный и стабильный доход, хоть искусство еще было кому-то нужно. Сона стала студенткой, но в свои пятнадцать она оставалась еще совсем ребенком. В отличие от грудастых не по годам взрослых ровесниц, Сона бегала в кедах, играла в футбол и каталась на велосипеде. Все свободное от игры на фортепиано время она проводила на улице с мальчишками. С девчонками-однокурсницами, важными и толстопопыми, она общий язык не нашла.

Занятия в училище заканчивались примерно к трем-четырем часам. Сона редко дожидалась мать, та работала на две ставки, тянула подготовительные курсы, потому что очень нужны были деньги. Даже такие небольшие.

Осень выдалась теплой, бархатной, щедро раскрасив деревья золотой краской, замерла, будто сама любовалась содеянным. Дни стояли чудесные, и домой идти совсем не хотелось. Сона, окончив занятия, сидела в небольшом сквере напротив, грызла сочное яблоко и разбирала новую партитуру по хору: «Gaudeamus lgitur…» – старательно бубнила она гимн студентов всех времен. К концу декабря должен был состояться отчетный концерт. Внезапно раздался треск, скрип, тарахтение, и черные выхлопы повалили из подъезжающего автомобиля. Если это чудо вообще можно было назвать таковым. Мало того, что цвет неопределенный, но и сама модель вообще неизвестного происхождения. Однако сидевший за рулем молодой парень чувствовал себя вполне уверенно.

– Эй, Сона, привет!

– Эй – зовут свиней, – Сона дернула носом и опять уткнулась в партитуру. Тем не менее, парень вышел, низко дурашливо поклонился и произнес:

– Мадмуазель Сона, прошу вас простить меня за столь легкомысленное обращение. Впредь это не повторится.

– Так-то лучше. – Сона с хрустом откусила яблоко, и его сок брызнул наглецу прямо на очки.

– Д-а-а-а, ну и манеры у вас…

– Не нравится – проезжайте мимо, я вас не звала.

– А мама сказала мне, что Сона очень красивая и воспитанная девушка. Ну вот с первым я согласен, а со вторым – никак.

– Да вы кто вообще? На НЛО своем приехали и мешаете мне заниматься! – вспыхнула Сона.

– Разрешите представиться: Гурген. Я сын дяди Сашика и Ануш. Мы жили в доме напротив, в одном дворе. Не узнала?

– А-а-а… – протянула Сона, начиная припоминать. – Вы уехали тогда в Ереван на несколько лет после землетрясения…

– Да. – Гурген снял очки и смущенно добавил: – Вот я тоже будущий врач, решил пойти по стопам родителей. Тогда, после всего, что случилось, я понял, что это самая нужная профессия.

– А моя что, ненужная?

– И твоя нужная! Музыка тоже лечит. Душу. А я буду лечить мозги. – Они рассмеялись. – Поехали покатаемся?

– А она не развалится?

– Ну я же доехал на ней из Еревана.

И они покатались. До самого позднего вечера. Сона не заметила, как стемнело. Гурген подвез ее к дому, и только у подъезда она увидела отца, который нервно курил.

– Папа! – крикнула Сона. – Я сейчас тебе…

– Домой! – резко оборвал он ее.

Сона поплелась к подъезду, понимая, что сейчас ей и от матери попадет.

– Здравствуйте, дядя Виталик, – смущаясь, Гурген протянул руку.

– Здравствуйте, – сухо ответил отец и, развернувшись, пошел вслед за дочерью.

– Какой я дурак! – Гурген хлопнул себя по лбу.

Соне влетело. Нет, конечно, ее никто не колотил, но сцены лежащей словно на смертном одре матери хватило. Отец носился с каплями и воспитывал.

– Ведь знаешь, что еще брат в Москве, – за него голова болит. Ты нас добить хочешь?!

– Что такого? Это же Гурген, сын тети Ануш, они же напротив жили. Вы знаете их!

Мать с отцом переглянулись.

– Нет, ну ты хоть мозги иметь должна? Сообщить нам, где ты и с кем.

– Простите, – виновато пискнула Сона. – Я не заметила, как стемнело.

Уже в кровати, когда все улеглись, оставшись сама с собой наедине, она могла четко признаться, что Гурген ей понравился. Быть может, впервые в жизни она посмотрела на противоположный пол. Не как на друга или соседа, а что-то дрогнуло у нее внутри. И это «что-то» не давало уснуть, а заставляло улыбаться и мечтать.

Утром весь дом проснулся от криков, битья посуды, ругани и прочего шума, сопровождающего самый настоящий скандал. Вначале никто не мог понять, из какой квартиры доносился этот гвалт.