Музыка неистовой страсти, сменив колокольный звон, вновь зазвучала над ее головой. Стена раздвинулась, и в проеме ее появился крест. Два монаха старательно распинали на нем что-то непонятное. Она пригляделась и увидела, что распинают они на кресте что-то, напоминающее большое мужское достоинство. Наконец забив огромные гвозди на самом его конце и по центрам яичек, они спустились и дали ей в руки плетку.
– Изгоняй страсть, – приказали они, и она стала бить себя по спине. Под ногами ее вспыхнул костер. Монахи заплясали вокруг и стали срывать с нее одежды. Тут она увидела, что они все с рогами, и она как будто даже обрадовалась этому. Через несколько мгновений она, совершенно голая, уже приплясывала в огне, как сказочная Огневушка, Так расплясалась, что искры, как звезды, летели из-под ее ног, а она все больше и больше, с интенсивной яростью избивала себя плеткой. Рогатые монахи тоже почти обнажились и в рваных, накинутых на обнаженные плечи рясах в такт музыки скакали вокруг нее, хлопая в ладоши. Этот хоровод подзадоривал ее избиение подмигиванием ей с невообразимыми криками.
Через некоторое время она выдохлась и в истомленной злости стала кнутом бить монахов, кружащих с улюлюканьем вокруг нее. Они сразу куда-то исчезли. Она в отчаянии со стонами стала избивать распятый на кресте перед ней мужской член. Хлестала его с ожесточеньем, и чем больше она его избивала, тем толще он становился, а из-под гвоздей струилась все больше и больше кровь мужской страсти. Он, как живое безумное существо, смотрел на обнаженную женщину, избивающую его, и от своеобразного представления обнаженной дамы возбуждался, раздувался все больше и больше. Наконец она не выдержала своего мучения и, упав перед ним в изнеможеньи, заплакала навзрыд. Руки судорожно хватались за распятье, и она от ощущения мужской плоти потеряла сознание. Упав навзничь, в бессилии раскинула ноги, а руками бессознательно прикрывала свой срам. Однако руки в беспамятстве машинально шевелились, теребя меж ног свои прелести вопреки божьей воле и рассудку. Распятый на кресте член от этого зрелища расперло еще больше. Из него вылезли чудовищные когти и, вцепившись в ее обнаженное тело, притянули к себе. Она, как изнеможенная жертва, не сопротивлялась этой орлиной хватке и была мгновенно прижата к этому изваянию.
Ощутив сковывающий жар пульса, она вспыхнула ответным жаром и обхватила его, забившись в эротических муках. Он сочувственно обхватил невидимыми опахалами ее оголенное тело и наконец сам не выдержал жженья от ощущенья красоты. Эротическая страсть вскипела, как котел, обожженный огнем. Его расперло паром страсти до такой степени, что оболочка его рванула и он слетел с гвоздей. Тут в сознании ее мелькнула вспышка, она услышала взрыв.
Он был оглушительным и страшным. Ее подбросило ввысь, под купол, и она увидела себя летящей под сводами, но уже в гробу и в обнимку с этим мужским вожделением женской страсти. Рядом с гробом ангелами порхали монахи, но уже без рогов. Они что-то пели ей, будто отпевали то ли ее, то ли ее святость, то ли женскую страсть. Тут она почувствовала, что быстро полнеет и превращается вроде как в беременную женщину.
– Ну вот и зачала холодной и дохлой девственницей. Ура! Но опять беда, и зачем мне больное дитя? – как будто кричала во сне она, а монахи, что ангелами рядом летели, твердили, хохоча:
– Тело сделали шутя, хоть риска много, не беда, а душа еще не готова пока, нет в аду для этого нужного котла. Ты безгрешна, и тебя сатана отправляет в небеса. Ее тебе просить придется у бога, ты же крестишься, зазноба. Только после для души мы наварим ей грехи.
Перекрестилась она и, пробив гробом стену церкви, вылетела во двор. Летит и видит, что она уже парит в воздухе над церковью, как птица, и крылья за спиной, как у ангела. Сделала несколько кругов вокруг церкви и полетела выше. А с земли в это время ей ее знакомая старушка машет, что ее от самоубийства спасала, когда возлюбленного потеряла, и кричит:
– Не улетай, родная, не улетай! Я с тобой.
Догнала ее и молвит:
– Мы с тобой одного духа поклонницы. Я мать твоя духовная, ты без меня никуда.
Подлетают к раю, а там херувим сидит и на компьютере в игру какую-то играет. Поиграет, поиграет – и крестится, и крестится. Видимо, он чертей из всех орудий мочил и, как прибьет, так крест на себя накладывал. Увидел их, закрыл свою святую игрушку и спрашивает:
Читать дальше