Екатерина Полухина - Любовь, рождённая у моря. Ох уж эта любовь

Но дело не в форели, не в крахмале; ей нужно было уехать туда, только там она может прийти в себя. В финансовом плане она была подкована на все сто процентов; от родителей досталось прилично, да и зарабатывала она немало. Она могла бы и вовсе не работать, но воспитана была в духе: только своим трудом, ты можешь украсить землю. Тунеядство в их семье, считалось пороком.

Забрав свои вещи из грузового отсека, Кэт почти побежала по центральной улице станицы. Вот сейчас, первый переулочек налево и дом Ленуськи, а самое главное оно, черное – синее море.

Она даже не стала заходить в дом, чтобы увидеть Ленуську. Ведь это значит все вспомнить, даже здороваясь, а она ехала сюда забыть; забыть хоть на время свое страшное горе. А Ленуська не обидится, она все поймет, ведь это же Ленуська.

Здравствуй, моё Черное – синее море! – почти закричала девушка от полноты чувств. Ты видишь, я снова с тобой! Ты соскучилось по мне? Я очень, очень! Ты ждало меня, мое море? Она вот так, как была, прямо в одежде, вошла в еще не остывшую, утреннюю воду. Парное молоко, – сказала бы Ленуська.

Она искупалась, заплыв на приличную дистанцию и, выйдя на берег, опять же, как была в одежде, с которой лилось ручьями, с мокрым узлом волос – рассмеялась. На душе было хорошо, как-то чисто, легко-легко.

Пляж был почти совсем пустой. Кое – где встречались парочки, как и она, выкупавшись в утренней воде, они бежали отдаться богу Морфею, после ночи любви, проведенной прямо на песке, у волны, обнимавшей тихо и мягко, словно еще один любимый; но, обнимая сразу всех, и не ревнуя, никого и ни к кому.

Ох уж это Черное – синее море! Как же оно может любить! Ничего, не прося взамен, обнимая всех сразу и отдавая всем сразу свое тепло, заботу и ласку.

Оглянувшись назад, Катя махнула рукой, будто прощаясь. Пока! Пока! До вечера моё море, – прокричала она и, весело подхватив свои туфли, и прямо босиком, не считая капроновых колготок, буквально пробежав метров пятьсот, очутилась в тихом, уютном дворике.

Везде блистало чистотой. Буйство цветов, петух распевал свою утреннюю песню. Коровы уже не было во дворе, хотя было ещё очень рано. Рано для городских жителей, как она. А в станице, в шесть часов утра – уже чуть не полдень; а если сезон уборки овощей или фруктов, так все станичники готовы ночевать на плантации, не живя и вовсе дома. Главное урожай, удобства и всё остальное, потом

Здравствуй доню! Катеринушка моя, девонька любимая! – пропела навстречу Ленуська и обняла мокрую девушку. А ты значит сразу здороваться со своим Черным – синим морем? Ну, быстрей, быстрей в душ, да молочка парного попей. И спать, спать. Чай все ночь неспавши, вон глазищи в темных кругах. Да худющая-то, худющая. А волосы-то, волосы – золото свое – быстрей промой шампунем, там у меня на травах в душе стоит. Не HEAD&SHOULDERS, но и не хуже.

Вода-то соленая, а вот приду с работы, так уж сделаю отвар тебе из виноградной лозы, вот уж тогда сама промою твое золотое руно. Уж заискрится, засветится, заиграет! Разве ж в городе можно промыть твои волосы, той водой, какую вы пьёте бедняги, бельё стираете, да и моетесь?

Она все говорила, говорила, как будто спешила, куда – то. Это все от того, чтоб не расплакаться, – знала Катюша. И она была благодарна ей, этой добрейшей из добрейших женщине; самой потерявшей сына, Женьку – в Афганистане, мужа в море – в путину.

А та, прямо на ходу раздевала девушку, будто она маленький ребенок, и сама все продолжала говорить. Проводив Катюшу в душ, она занесла ее поклажу в дом.

Ну, там уж чистота была, что тебе в церкви. Кровать, где всегда спала Катя, она никогда и никому не расстилала, хоть и немало гостей бывало у нее. Дети, внуки, племянники. Да места то хватало всем; дом, срубленный еще покойным супругом, мог вместить не один десяток гостей.

Она приготовила Катюше постель, накрыла на стол, укрыв все вышитым рушником. Вышла во двор, звать гостью. Ты донюшка мойся, ешь, да и спать, а я на плантацию. Ранние помидорки – то уж готовы, вот – вот начнут лопаться не дай Бог, так уж успевай, поворачивайся. А то же, в раз, станут некондиционными. В обед я приду: порося кормить, корову доить, да и тебя девонька надо начинать откармливать сразу, а то вон мяса, то на тебе видно совсем нет. Вода в море соленая, просолит тебя до костей и будешь ты, что твоя вобла.