Таня Тавогрий - Когда я буду смотреть в голубое небо

В итоге – пятеро детей, жуткое безденежье, граничащее с нищетой, копеечные заработки мужа, работавшего в церкви и только теперь узнавшего, что батюшки очень не любят расплачиваться с работниками так, как того стоит их труд. Муж мой, писавший прекрасные иконы, получал «пожертвования от неизвестных боголюбцев» – так почему-то называл его зарплату священник. Да она и по размеру была как пожертвования. Я потом всё думала: что это за игра была такая со стороны батюшки? Произнося эти слова и отдавая деньги, вынутые из ящика для сбора средств на украшение храма, он, наверное, видел себя по меньшей мере Николаем Угодником. Ведь он давал деньги анонимно – не от себя лично, давал очень бедной семье. По его мнению, это было красиво. Это было – почти по житию. Ну а с желанием отца-настоятеля видеть себя приближающимся к святым не поспоришь. Приходилось терпеть и молчать. Из-за этого ли или другие причины были, но со временем начались безобразные скандалы дома, очень быстро скатившиеся к банальному мордобитию. Дети рождались, скандалы учащались, проблемы захлёстывали… Отец-настоятель разводил руками на мои жалобы: «Как знать, не спасёт ли жена мужа своим терпением…» Когда родился пятый ребёнок, а муж стал колотить меня регулярно раз в неделю, я начала процедуру развода. Разводили нас долго, но в итоге брак был расторгнут. Потом было ещё несколько судов. Муж, не умеющий зарабатывать деньги, пытался отсудить квартиру, потом мы судились по причине неуплаты алиментов… В общем, всё как у всех – неправославных. Никаких отличий. Отличие только в количестве детей.

После развода я перестала ходить в церковь. Не получала я там ни поддержки, ни помощи, ни понимания. «Венец – это твой крест, им спасёшься. Терпением, чадородием и себя спасешь, и мужа», – это я слышала на каждой исповеди. А я не захотела спасать мужа, который как-то спасаться сам не желал. После развода отношение ко мне со стороны местного клира стало заметно отличаться от прежнего. Оно стало каким-то удивлённо-опасливым, что ли. Как будто я оказалась перебежчицей в другой лагерь – нетерпеливых, несмиренных, почти вероотступниц. И в церкви меня стали сторониться. Мама же была непоколебима. Она ходила на все службы, праздники, подавала записочки о здравии и упокоении. Потом стала ездить по монастырям. Одна или с кем-нибудь из своих подруг, бывших пациенток. Иногда брала с собой кого-нибудь из внуков, чаще Марка – среднего моего сына – и ехала.

Работая врачом-психотерапевтом, мама Фрейда ненавидела как личного врага. Примерно так же, как соседку сверху – впавшую в маразм старушку, которая регулярно забывала закрыть кран и её заливала. Вот где-то так же она относилась и к основателю психоанализа. Транзактный анализ, гештальт, бихевиоризм – всё это был для неё пустой звук. Мама видела свою роль врача в одном – вести людей к Богу. Психотерапия заключалась в убеждении признать свою греховность, испытать стыд и вину по этому поводу, увидеть свою неспособность самостоятельно решить проблемы и найти утешение в церкви. Это противоречило любой психотерапевтической школе мира. Нет, не любой. Программа «Анонимных алкоголиков» вполне совпала с её представлениями. И надо признать, пациентам это иногда помогало. Хотя чаще клиентки становились подружками. Мама разговаривала с ними часами по телефону, поддерживая, утешая, много лет они ходили вместе в церковь, совершали паломничества. А может быть, она находила в каждом пациенте-друге ребёнка, которого надо воспитывать, наставлять, и это было гораздо проще и приятнее, чем воспитывать собственных детей, потому что пациенты не могут взбунтоваться и гораздо благодарнее нас за воспитательный процесс. Со мной никто часами не говорил, не поддерживал в трудные минуты и не сочувствовал. Мама только укоряла или насмехалась. Так как я после развода была одинока, это её очень тревожило, а тревогу свою она выражала привычным способом – через раздражённое подтрунивание. Называла меня «беспривязной козой», в том смысле, что любая свободная женщина похожа на козу без привязи, бродящую по окрестностям безо всякой цели и смысла. И ещё из-за того, что я родилась в год Козы, и это обстоятельство тоже служило дополнительным поводом для насмешек, в случае моего неудобного для её спокойствия поведения.

Свою мать она так же задавила характером. Они всю жизнь прожили вместе – неразрывные, как сиамские близнецы, спаянные бабушкиной любовью к своей дочери, так что даже сыновья обижались на неё. Но бабушка всегда была при ней. Вела хозяйство, готовила, убирала, нянчила меня, выполняя всю домашнюю работу.

Читать дальше