Аркадий Фрейдлин - Голубой Майзл. Роман-сюита

В гостинице я уже более подробно всё рассмотрел. Да, забыл сказать – отдал он мне эту фотографию, хоть я и не просил. С лупой я узнал много нового, обожаю рассматривать детали, ты же знаешь. Ну, во-первых, адрес – Широкая, 25. Во-вторых, чернилами в правом углу были какие-то цифры и буквы, и, в-третьих, главное – дама с фотографии, слава богу, на меня уже не смотрела. Точнее, чтоб не вызывать у тебя беспокойство за мои когнитивные способности, она за мной уже не наблюдала. Сис, не переживай, я всё ещё нормальный. Я вообще в дальнейшем просто посчитал это наваждением, если бы не… Терпи и слушай дальше.

Знаешь, Сис, куда я наведался по приезду в Прагу? Спрашиваю и сам отвечаю – пошёл искать фотоателье на Широкой. Ну, скажи, я нормальный? Там, конечно, его уже нет. Это так, для ориентировки на местности. По этому адресу находился только милый бутик со всякими дизайнерскими побрякушками и рыжая девушка в таком длинном, как туника, балахоне в качестве продавца. Этот тип инопланетянок тебе должен быть знаком – с косичкой на одну сторону, выдающимися оттопыренными ушками и пирсингом в носу. Она была со мной сама любезность. Уверен, я ей сразу приглянулся – мы же с тобой красавцы, дорогая моя копия, но особливо я, конечно. Это чудо дало мне телефон владельца дома. А-а-а, я слышу, у тебя вопрос – зачем мне это было нужно? Вот клянусь, Сис, не знаю, не знаю, зачем.

Хозяин дома – вот сейчас тебе нужно начать сильно удивляться всем совпадениям! – был сыном того самого человека, который держал в этом доме фотоателье. Обожаю Прагу за её вековые устои. Мы договорились о встрече, причём он любезно позвал меня сразу к себе в дом, услышав о самой фотографии.

Так вот, наш пан Щастный оказался ярым фанатом… э-э-э, не то слово… почитателем своего отца. Весь дом был увешан фотографиями, сделанными в бывшем семейном салоне. Как он гордо заявил, собиралось это всю его жизнь, а ему, поверь, уже далеко за семьдесят. Некоторые работы он даже сам допечатал с негативов, оставшихся после смерти отца. Знаешь, есть такие люди, которые живут всю жизнь не своей жизнью. Вот он как раз тот самый. Отвлекусь буквально на минутку. Сис, я знаю, как ты любишь своих бандитов, но вот совсем не хотел, чтобы ты превратилась на старости лет в нечто подобное. Я, может, и сам когда-нибудь стану отцом, и буду тогда терпимее, но, пока я почти в трезвом уме и при памяти, заклинаю – вспомни о себе, вспомни, что ты подающая мне надежды писательница, а не нянька без амбиций. Тем более у тебя такая возможность скоро будет, я тебе обещаю, правда, если ты всё дослушаешь до конца.

Так вот, как оказалось, этот милый дедушка, который, к слову, всю дорогу сокрушался, что его сын и внуки не ценят труд всей его жизни, хранил и весь архив, и, заметь, даже бухгалтерию своего предка. Вот зачем это, скажи? Все эти квитанции и прочую ерунду. Но в данном случае я-то, конечно, рад. Не скажу, что прямо сразу нашёл квитанцию к нашей даме, и ушло на это: один кофейник, две рюмки домашней сливовицы и полпачки сигарет. Прикинула, Сис, как я старался? Спасибо старшему Щастному – каждая фотография была под номером, а 1940-й оказался объяснимо не так богат на клиентов. Уже в майской папочке я обнаружил то, что искал.

Дорогая моя Сис, я пойду «попудрю носик» перед полуфинальным аккордом моего поиска и буду, как любой плохой писатель, оттягивать кульминацию до эпилога. Хотя для тебя это – жух, жух! – пара секунд, но я всё равно пойду подготовлюсь.

Вернулся. Сядь лучше. Так вот, квитанция. Знаешь, какой там был указан адрес? Выдерживаю паузу… Длоуга, 16. Думаешь, совпадение? Ничего подобного. Там была ещё и фамилия. Читаю по буквам, хотя ты, наверное, уже догадалась – Ф… Р… И – Фриш Сара… Я помолчу… И, как пишут в плохих редактируемых тобой романах, герой впервые понял, что это его бабушка.

Сис, ты догадываешься, какое у меня было состояние? Наверное, такое у тебя сейчас. На этом можно было бы закончить, и я бы уже давно обнимал тебя в Праге, мы бы вспоминали маму, не дожившую совсем немного до такой удивительной находки. Но я наговариваю эту запись в Берне, и ты уже догадалась, что у всей этой истории есть ещё и продолжение. Ага, прямиком из Швейцарии. Забыл сказать про пана Щастного – он так расчувствовался из-за того, что женщина с фотографии оказалась нашей бабушкой, что расплакался. Потом ещё поплакал, когда узнал о Терезине. Мы даже с ним обнялись, и у меня осталось такое чувство, что это не я в его доме обрёл наше прошлое, а он почтил память своего отца. Прости за пафос, но тут он уместен.