Сергей Данилов - Доктор Трупичкина

– А это не очень больно? – стыдливо опустил взгляд молодой человек, дабы не обезглавливать умную Мусю Давыдовну.

– Жить вообще больно, а с возрастом всё больнее и больнее, – иронически отрезала Муся Давыдовна и, проходя мимо вешалки с низким зеркалом, снисходительно глянула в него, – ничего, потерпите. Детям делают, а вы взрослый человек. Мужчина как-никак.

С её коряво написанной записочкой, в которой невозможно было разобрать ни русского, ни латинского слова, пришел снова на приём к Игорю Николаевичу, просить направление на операцию. У двери в кабинет скопилась очередь из волооких гражданочек на весь коридор, даже больше, чем в прошлый раз, – не пробиться! Чёрте что!

Сегодня он по-прежнему безукоризненно выбрит, свежие меловые щеки отлично гармонируют с белой строгой шевелюрой, чёрные брови и ресницы сногсшибательно им контрастируют, новый галстук до миллиметра точно скрепляет воротничок, всё в докторе самого добротного качества и шика, профессионально знающее, и штиблеты, и зеркало во лбу, но какая-то медлительность во взоре. И то, в сорок пять лет вдовцом остаться. Переживает человек, а ни в коем случае не опустится, не запьёт. Да и не позволит ему женский врачебный коллектив, то и дело вбегающий в кабинет с самыми разными вопросами.

Смерть жены произвела в душе полное опустошение, слишком тяжёлой и продолжительной оказалась болезнь. Столько сил, нервной энергии затрачено на борьбу, что как-то уж не имеет значения, какая там будет последующая жизнь, не все ли равно? Однако по окончанию чреды печальных событий коллектив поликлиники, в которой трудился много лет Игорь Николаевич, окружил его такой заботой, таким трогательным вниманием, каких тот прежде не ощущал даже в дни своего рождения. И хотя быстро минул девятый день, а потом незаметно сороковой со дня смерти супруги, атмосфера всеобщей предупредительности не думала ослабевать.

Напротив, день ото дня делалась всё более насыщенной ласковым женским участием к одиночеству сорокапятилетнего, горького вдовца. Иногда ему даже начинало казаться, что все кругом одинаково пекутся о его дальнейшем существовании, как прохожие о потерявшемся на вокзале трехлетнем ребенке.

При более пристальном рассмотрении обнаружилось, что к составляющим благоприятной атмосферы частицам относятся не все поголовно окружающие, а исключительно женская часть коллектива, причём незамужняя, причем возраста от тридцати пяти до сорока пяти, которая составляла, тем не менее, большую и лучшую часть всего медперсонала. И не только врачи, медсестры да санитарочки наполняют собой сию мягкую блаженную ауру, непрерывно клубящуюся вокруг кабинета офтальмологии, но и пациентки стали как на подбор рослыми, что называется, интересными дамами с глубоко проникновенными миндалевидными глазами, которые всегда нравились Игорю Николаевичу и какие были у его покойницы жены.

Того же подходящего возраста, отлично одетые, заметно молодящиеся, они плотно занимали обе лавочки у кабинета, так что пришлось ставить третью. И шли на прием пациентки чаще всего с просьбой выписать новый рецепт на очки или проверить зрение. А Игорь Николаевич, не меняя привычных правил, у всех поголовно с дотошностью просвечивал глазное дно, давал рекомендации, в то время как его медсестра, девушка рослая, тоже с большими медлительными глазами, выписывала рецепты на очки или капли.

Пациентки покидали кабинет чуть не со слезами благодарности: какой человек! Какой доктор! Замечательный!! Просто необыкновенный! Не зря молва о нем идёт по всему городу!

Между прочим, любому станет приятно, когда вокруг появится подобное благоухающее множество красивых, умных, чрезвычайно следящих за собою женщин в самом расцвете сил, предрасположенных к участливому разговору, но, в конце концов, даже самый последний кретин задастся вопросом: а в чём собственно дело? Отчего такое благословение пало на его седую голову?

Участие участием, но всё же? Игорь Николаевич к числу полных идиотов не относился, и довольно скоро расшифровал причину возникновения женской ауры без посторонней подсказки. Надо сказать, при этом жутко удивился.

Нет, собственно говоря, он и прежде знал, что некоторые женщины ему симпатизируют, ещё и при жене сие было видно: две-три, не более, просто улыбнутся при встречах этак… затаенно. Долго и скучно описывать приметы той улыбки женской, а мужчине, на которого она направлена, всё сразу делается ясно мгновенно и до конца. В число этих двух-трех входила, к примеру, очень симпатичная работница регистратуры Ольга Васильевна, но ей простительно, потому что не замужем и даже не была никогда. Глазник как-то подумал, наблюдая её красиво проходящую мимо, что если бы не был женат, то непременно и тотчас же сделал бы ей предложение.