Джет Ривер - Ненаписанное письмо

То было нечто другое…

Мужчины и женщины могут говорить, что угодно о сексуальных опытах, но мало для кого секс – настоящая обыденность, если, конечно, речь не идет о проституции. Даже в многолетнем браке у секса есть вкус, но люди насильно заставляют себя ничего не чувствовать, потому что испытывать наслаждение – это тоже труд. А вот страдать или безразличествовать ничего не стоит.

И дело тут не в любви. Любовь – слишком обширное понятие, им можно объяснить при желании совсем все.

Я любил тебя, Марта. И люблю до сих пор. Но если бы желание твоего тела и любовь к тебе были одним и тем же, это чувство давно бы изжилось и пропало. Они не были одним. И не существовали по отдельности.

Я помню, как входил в тебя и учился дышать с тобой в такт. Может, я и не был самым феерическим твоим любовником, зато я был твоим. Мне нравились твои руки на моей спине. Нравились следы твоей губной помады на моей шее. Знаю, у многих такие проявления страсти вызывают отчуждение. А я разглядывал их как ордена.

– Куда ты смотришь?

– Ты меня оцарапала.

Ты сидела голая на кровати за моей спиной, я видел тебя в зеркале на шкафу. Ты казалась маленькой и прозрачной, потому что солнце делало светлой всю тебя – волосы, руки, колени. Белое одеяло и белые подушки превратились в дым. Ты купалась в нем с торжествующей небрежностью.

– Ох, прости…

– Ты же не специально.

– А что если специально?

– Тогда тем более не извиняйся.

Длинные коричневые пятна с чернильным отливом иногда появлялись у меня в тех местах, где ты надолго останавливала поцелуи. Но они светлели и пропадали уже к вечеру, если мы наслаждались друг другом с утра. Или же к утру следующего дня кожа становилась чистой, первозданной и гладкой, если выдавалась нам бессонная ночь.

Чуть свет проснувшись и осмелев, ты поддевала волоски у меня на груди ногтем указательного пальца и спрашивала:

– Давай сбреем?

– Нет, Марта, нет!

Наша квартира была мала, еще меньше второго этажа дома, где я находился в данный момент, так что сбежать от тебя я не мог, как бы ни пытался. Впрочем, я и не пытался. Только делал вид, что пытаюсь.

Сейчас же я делал вид, что хочу остаться, а в самом деле сбежал бы без оглядки, отвернись Мали всего на секунду.

Она спросила глазами, в чем дело. Я пожал плечами, стал расстёгивать рубашку. Подумал и застегнул все пуговицы обратно. Мали начала недовольно ворчать что-то на своем языке – шутила ли, пыталась ли спорить – я не разобрал. Понял только, чего она хочет, когда, подойдя, она наглым образом обыскала мои карманы.

– Да, да, – успокоил я ее. – У меня есть презервативы, – и показал купленную пару часов назад пачку.

Мали улыбнулась и села на матрас в ожидании моих дальнейших действий.

Я почему-то засомневался, что ей действительно есть девятнадцать, но хотя бы не было сомнений в том, что я у нее не первый турист.

Чтобы немного оттянуть момент, я попросил Мали сходить к умывальнику и протереть тело. Никакого неудовольствия это не вызвало. Ушла она скорее с радостью. Наверное, ей показалась естественной просьба о дополнительной гигиене.

Местные девушки часто отираются полотенцами из-за жары, а не по прихоти клиентов. Они лишь кажутся неотесанными и дикими. Но все несколько сложнее. Европейцы только кличут себя цивилизованными, полагая, что их цивилизация – вершина культуры. На самом же деле, мы по-своему грязнули.

Раз уж на то пошло, мы с тобой, дорогая Марта, нечасто вспоминали в первую очередь о душе и иногда бросались в сладострастие, едва достигнув порога квартиры, а иногда – еще раньше.

Помню, однажды летом мы преодолевали длинный маршрут по трассе от нашего города к соседнему маленькому городку, где я придумал организовать пикник.

Я открыл все окна в машине. Ветер ухнул в форточки и расшевелил все легкодоступные предметы: мои и твои волосы, короткие рукава рубашки на мне, страницы журнала на заднем сидении, но особенно – твое платье. Оно завертелось и ожило целиком.

В пройме без рукавов стали проглядывать твои груди, кокетка подпрыгивала к шее, а подол взлетал высоко к талии, будто бы издеваясь над деланым приличием.

Я бросил взгляд на твои бедра:

– Марта, как это понимать?

– Понимать что? – усмехнулась ты, все время поджидая такую реакцию.

Ты ведь знала, что я не одобрю, что я вообще думал о тех женщинах, которые позволяют себе подобные шалости. Это же надо! В такой ветер, в такой сквозняк, в открытой у всех на виду машине ты запросто сидела в платье без белья и не помышляла плотно сжать колени, подоткнуть ткань, может, как-то прикрыться – нет.