Анна Парижская - Замочные скважины. Сборник рассказов

На кухне уже завтракали родители. Мама, в шелковом кимоно, голосом с трещинками, как на старинной картине, исполняет арию, и отец внимает, дирижируя чайной ложкой. Они не сразу заметили Николь. Она налила себе кофе и села к ним за стол. Мама замолчала и, повернув к Николь лицо постаревшей красавицы, одарила дочь улыбкой. Отец разочарованно вскинул брови, не понимая, зачем прекратилось пение. Они были удивительной парой, ее родители. Мать юной студенткой влюбляется в своего профессора, и он, уже шестой десяток, не в силах оторвать от нее глаз.

– Как вовремя ты приехала, родная! – произнесла мать.

– Мама, я уеду на четыре дня и вернусь после Нового года.

– Ох, как жаль! Твоя сестра приедет с детьми и с мужем.

– Да, знаю, я их застану на пару часов.

Николь допила кофе и вышла. Из кухни полилась прерванная ария. Николь вспомнила, как в детстве родители, громко смеясь, носились по дому. Отец был шумный, требовательный, и мама всегда была рядом с ним. Они часто запирались в спальне среди дня, и Николь помнит, как однажды постучалась к ним. Отец решил пошутить и, тонко разлив спирт под дверью, поджег его. Пятилетняя Ники больше никогда не подходила к двери.

Николь вернулась в свою комнату и не могла решить, что делать. Наконец пришло сообщение от Роджера. На ее длинный текст в две с половиной страницы он ответил через двенадцать часов: «Мы ждем».

***

Николь специально остановилась в мотеле, в пятнадцати километрах от дома, где жили Джон и Роджер. Она все продумала еще в Лондоне. Если не сложится, у нее будет убежище, где она сможет прийти в себя, выспаться, собраться с мыслями. Перед тем как отправиться к ним, Николь решила посмотреть городок и позавтракать. Ей нравилась простота и провинциальность этого места. Николь сразу все заметили как приезжую. Некоторые здоровались, улыбались, и одна женщина в кафе, прищурив глаза, сказала, что чувствует в ней силу целительницы.

Николь всегда привлекала природа, особенно пустыня. Еще в Лондоне, лет шесть назад, у нее были фантазии уехать в Аризону, и вот она по дороге к самому близкому ей человеку, которого ни разу не видела, но ради которого оставила все и прилетела.

Роджер открыл ей дверь, но от сильного, почти нервного волнения они запутались на пороге, и, увидев в дальней комнате Джона, Николь вырвалась к нему.

Джон сильно постарел, болезнь отняла у него силы. Он сидел в кресле, она подошла и обняла его. Они не виделись восемь лет, с тех пор как он потерял жену. Джону повезло, он встретил Роджера, который за небольшую плату готовил и помогал по хозяйству, а теперь переехал ухаживать за больным. Это была странная дружба, больше похожая на монахов-отшельников. Роджер поставил стул для Николь и сел напротив, рядом с Джоном. Оба внимательно и молча смотрели на нее. Она закрыла глаза. Ее нарушенный от дальнего перелета биоритм давал о себе знать. Николь хотелось заснуть или умереть, но день только начался.

Они говорили мало, ели молча, потом медитировали. Она провела в их доме пять бессмысленных мучительных часов и, наконец, решилась уйти. Роджер, проводив Николь до двери, обнял ее на прощание, и вдруг она ощутила в его объятии свободу, давным-давно утраченную у закрытой родительской двери, охваченной пламенем чужой запретной страсти.

Накануне Нового года Татьяна Петровна неожиданно осталась одна. Это произошло случайно и впервые. Сколько себя помнит, она всегда готовилась к нему заранее, с суеверной одержимостью, стараясь соблюдать магическую символику наступающего года. Как правило, вариантов всегда было два: либо дома с любимым, либо шумное веселье в гостях. Но это в ранней молодости, а позже, уже с детьми, выбор был не очень-то велик: либо дома выпить шампанского, либо дома, но не пить, а лечь спать, потому что рано утром подымут дети и будет болеть голова. Потом дети выросли и стали встречать свой Новый год, и у Татьяны Петровны остался выбор: либо дома скучать вдвоем, либо уйти, и она ушла.

***

Улица закруглялась и была похожа на венецианский канал, вдоль которого тянулись платаны и вытягивались до самых крыш. Осенью у них спиливали молодые побеги, и они стояли, сжав кулачки всю зиму, до самой весны.

***

Татьяна Петровна перебрала в уме всех знакомых и даже рассмотрела возможность побега в другой город и даже в другую страну, но постепенно паника сменилась желанием пустить все на самотек. Ей захотелось посмотреть старый сентиментальный фильм, в котором шел снег, и, открыв компьютер, Татьяна Петровна быстро нашла его в Youtube . Зашипела старая пленка, зазвучала знакомая мелодия, поехала камера, и он пошел, белый, пушистый, на фоне запрошенных крыш, и напомнил ей одну московскую зиму. Ей был двадцать один год, а его звали Феофан, и он снимал крохотную комнату у одинокой старушки. Таня пробиралась в темноте сквозь белоснежные сугробы в тесную, теплую, душную берлогу. Ее пальцы тонули в его каштановых волосах, а она сама – в омуте собственных спутанных чувств.