Людмила Максимова - Одному как согреться?

© Людмила Максимова, 2019

ISBN 978-5-0050-6669-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

– Ну привет, дорогая. Извини. Немного заблудилась. Давно ждёшь?

– Здравствуй, Аллочка. В сравнении с прошлым разом всего ничего, какой-то час. Ты делаешь успехи в вождении. Похоже, дороги начинают вести туда, куда тебе хочется. Я заказала кофе и вареники с вишней. Ты не против?

– Отлично. Как настроение?

– Ты знаешь, я сегодня проснулась, подошла к зеркалу и всё поняла.

– И что же ты поняла?

– Надеяться не на что. Надежда умерла. И как полагается, последней.

– Если ты об этом говоришь, значит, надежду ещё можно воскресить, а там сама собой вернётся вера… в себя, а вслед за ней, глядишь, и любовь нечаянно нагрянет. И потом, дорогая моя, я у тебя кто? Я у тебя – косметолог. Посмотри, что я принесла. Это крем ночной питательный, это – дневной увлажняющий. А этот под глазки, наноси утром и вечером. Не забывай.

– Постараюсь.

– Алё, подруга, ты где? О чём ты всё думаешь?

– Извини. Да, я слушаю тебя внимательно.

– Вот это правильно. Слушай меня внимательно, и всё будет хорошо. Смотри, это питательная маска…

– С надеждой и верой всё более или менее понятно, а вот любовь… Жуткая путаница с этой самой любовью. Всяк понимает как хочет. У поэта Давида Самойлова я недавно вычитала: «И всех, кого любил, я разлюбить не в силах».

– Ты хочешь сказать, что и этого негодяя, муженька своего бывшего, разлюбить не в силах?

– Смотря что понимать под любовью.

– Да он же мерзавец.

– Можно ли винить человека в том, что он полюбил другую женщину?

– Любовь любовью. Действительно, никто толком не знает, что это такое. Но есть же в конце концов нравственные обязательства перед женщиной, законной, заметь, женой, которая лучшие годы тебе посвятила. Ни черта в своей жизни не видела, кроме ожидания, переездов, стирки и готовки. Специальность потеряла, ребёночка даже не родила. Всё потом, может быть… когда любимый позволит. И вот наступило это потом. И что мы видим? А мы видим эту скотину в генеральских погонах на экране телевизора круглосуточно. Любуйтесь: высоконравственная личность на страже законности. Мог хотя бы квартиру приличную оставить. Жлоб. Почему ты не подала на раздел имущества?

– Ему нужнее, у него молодая жена и дети.

– Ага, а ты одна на стар… то есть, ну ничего. Прости, что затеяла этот разговор. А его бог накажет, увидишь.

– А знаешь ли ты, что, осуждая человека, мы тем самым берём его грех на себя?

– Да ну?

– В общем, избавляем его от необходимости искупления. Так что бог его вряд ли накажет.

Два голоса, оба медовые, один тёмный, гречишный, другой ближе к цветочному, неспешные, густые, тягучие, сначала незаметно втянули в дрёму, наполненную жужжанием пчёл детского дачного полудня, потом невнятным смыслом последних фраз, вызвавшим смутную тревогу, выдернули в реальность.

Медленно, опасаясь всколыхнуть начавшуюся было утихать боль в висках, Иван приоткрыл глаза. Как сквозь слюду, едва различил за соседним столиком кафе два полупрофильных силуэта. Женщины.

Очередная волна муторной тоски изготовилась обрушиться с новой силой. Надо было защищаться. Сознание вяло предложило малоубедительный аргумент: мол, так получилось, ну выпил лишнего, столько лет не виделись, к тому же друг старался, рискуя семейным покоем, пригласил к себе в дом женщину, кажется, свою сослуживицу со странным именем Изумруд. Или Зумруд?

Она возникла во второй похмельный полдень вместе с головной болью, заполнив всё пространство квартиры резким визгливым голосом и терпкой похотью.

Потом в Андрюхином кабинете прямо на скользком кожаном диване, на шатком письменном столе, на голом холодном паркете и ещё он и не помнит на чём с несвойственной восточным женщинам порочностью творила с ним нечто невообразимое. Наконец, уже окончательно протрезвевший, по-джентельменски переждав серию её притворных оргазмов, он решительно высвободился из тяжёлых влажных объятий и сбежал.

Долго бродил среди слепых, похожих на огромные корабли домов Васильевского острова. После полуночи вернулся с бутылкой виски. И с цветами. Всё-таки дама.

Но чуткий к настроению друга Андрей, к великому облегчению Ивана, уже выпроводил потускневший изумруд, сославшись на скорое возвращение жены. Что неожиданно оказалось правдой: видимо, почуяв чужую самку на своей территории, ни свет ни заря примчалась с дачи Татьяна – Андреев ангел-хранитель и жена в одном очень симпатичном лице.