Евгений Журавли - Мерцающие блики Озера Забвений. Роман

Скромный, стеснительный, умный. Он обучил меня всему тому, что умел сам, и уже через пару месяцев мы сколотили музыкальную группу, репертуаром которой портили многочисленные университетские вечера. Конечно, мы собирались стать великими и создать новую музыку, но тайком мы, конечно, мечтали только о девчонках. Хотя главное – не это… Мы сочиняли, писали, играли и читали. Так рифма, ритм, математичность, смысл, мелодия, структура и форма не только своей неисчерпаемостью, но и закономерностью, проникли в наши души. Познание, как и творчество, сами по себе обусловленные рамками, оказались безграничны. Это меняет всё. Сущность не являлась больше конечной субстанцией…

Мы едем. «Ну, как дела с Маришкой-то?» – спрашиваю я Санька» по дороге в аэропорт. У Сани с Маришкой не очень. Всё к чему стремились – приобрели: квартиру, карьеру, новую машину… И, как часто бывает, дальше – ничего. Ни детей, ни любви, ни общих мечтаний. «Помнишь, ты говорил, что мечты должны быть завышены, недостижимы? – спрашивает Саня, – Вот как-то так… Жаль только жизнь второй раз не даётся…»

«Конфетки?» – предлагают сосучки стюарды. Сын, смущённо улыбнувшись, набирает неожиданно свалившийся подарок судьбы. Пусть набирает. Это аванс. Лишь потом, спустя много лет, когда-нибудь он осознает, что чтобы что-то получить – нужно что-то отдать. Однажды ему придётся платить. Какой путь выберет он – тяжёлых болезненных редких выплат или пожизненного рабства небольших довлеющих обязательств – решать ему. А сейчас – детская безмятежность, наверняка полная проблем в своей внутренней оболочке, но, как оказывается потом, – счастливая, кипит и возится на соседнем сиденье, снискивая наши улыбки…

Я помню, как увидел его впервые… Наступал новый, 2002-й, год. Я стоял перед дверью палаты для новорождённых. Слышно было, как в ординаторской по телевизору избранный президент поздравляет с праздником население моей страны, медсёстры разливают шампанское, и куранты отбивают наступление нового года по московскому времени. Подошедшая медсестра накинула на меня халат и открыла дверь. В палате стояло не более десятка люлек с новорождёнными, но я сразу узнал своего. Именно узнал… Пройдя по палате к окну, я заглянул в лицо безмятежно спящему в кроватке новому человеческому существу. В темноте окна бесшумно падал белый снег. Какие мысли посетили меня тогда? Я вдруг увидел, что это пофыркивающее, не осознающее ещё себя существо – вовсе не моя собственность, игрушка или ребёночек. Родилась новая Жизнь. Личность. Человек. С характером, внешностью, самобытностью, с будущими взлётами и падениями. Со своей судьбой. И уже сейчас, ничего не подозревающий, он уже обременён предъявленным ему происхождением, именем, гражданством, социальными обязательствами, местом и временем. Своим набором неизбежности…

Закончилась посадка, уселись пассажиры. Тимур со своей детской вездесущей любознательностью уже открыл и закрыл, проверив, все устройства и приспособления тесного пассажирского места. Изучил инструкцию. Прогудели турбины, и самолёт тронулся. «Пап, а какая сейчас скорость?» «…Километров триста, наверное». «А есть машины, которые разгоняются до такой же скорости?» «Конечно, есть. Спортивные, например, могут и четыреста набрать». «Так почему они не взлетают?» «Потому что нет крыльев… Чтобы взлететь – нужны крылья». Запомни, мой сын. Запомни навсегда. Это очень важно.

Простираясь до горизонта, облака создают огромное белоснежное пространство, выглядящее как настоящие снежные шапки гор, и мои караваны воспоминаний неспешно отправляются в далёкие 80-е – в жаркий и щедрый, богатый и мирный тогда Кавказ. Там, в маленьком городке, где покоятся могилы моих дедов, над Тереком возвышается высокий холм. Под холмом – руины древнего города Джулат, который в своё время рискнул не покориться Великому Тимуру. История эта почти всем известна – после взятия города Тимур приказал каждому воину бросить горсть земли на пепелище. Так над руинами вырос огромный холм. А над холмом поселилось безмятежное синее небо. Над небом, как говорят, в Вечности – седой Господь… И ровно через семьсот лет после этих драматических событий, на огрызке башни, торчащей из холма, восседал в одинокой задумчивости худощавый одинокий я. И более всего мне тогда хотелось быть причастным к чему-то великому. «Почему я не Тимур?» – думалось мне тогда. Что значат годы? Тысячелетия и, вообще, Время? Случай, шанс? Существует ли Судьба? Как у каждого подростка, мысли мои были в то время глобальны. И хотя я не открыл тогда рецепт процветания для всего человечества, но уже точно знал, что у меня будет сын, и звать его будут Тимур. И что я привезу когда-нибудь его, родившегося уже наверняка где-то в других климатических и временных поясах, сюда, в это место, посажу рядом и расскажу эту историю. И его юная впечатлительная душа наверняка поймёт, что где-то здесь её корни. Потому что корни нужны всему живому. Без них содержимое становится сухим.

Читать дальше