Марина Степнова - #ЖИЗНИГРА

Мужчина в кузове приник глазом к одному из светящихся отверстий тента. Слева от строительных вагончиков видны длинные мачты антенн и огромный локатор на крыше обветшалого сарая песочного цвета, кое-где укрытого лохмотьями маскировочной сетки, выгоревшей на солнце и потрепанной ветрами.

– А почему майор? Почему не генерал? – сказал второй пассажир в кузове, молодой человек лет двадцати пяти, который все это время лежал на лавке в темном углу, держась одной рукой за борт. В его голосе угадывалась некоторая наигранность и даже развязность.

– Отставить паясничать, – прошипел сквозь зубы мужчина постарше. – Не знаю… Видимо Романов, когда договаривался, чтобы нас встретили, сказанул что-то лишнее. Думаю, он не мог сказать много лишнего. Не более чем это самое «майор».

Услышав больше чем одно слово «отставить», молодой человек заметно оживился, в одно движение развернулся и сел верхом на лавке, скинув капюшон своего анорака.

– Ага, конечно, – улыбаясь, сказал молодой человек. – Когда говорят о вас, обычно начинают со слова «контора», а потом уже упоминают звание.

– Ты чего развеселился? – спросил старший, но тут же смахнул с лица строгость и продолжил: – Не согласен, как раз, наоборот, это произносится в уставном порядке: «майор такого-то отдела такого-то подразделения таких-то войск».

– А я говорю, что о вас шепчутся неторопливо, сначала говорят «товарищ из конторы», а потом уже говорят звание «майор». Словосочетание «товарищ из конторы» производит на слушателей внезапное и гипнотическое воздействие, а звание, тем более «майор», окончательно добивает и вводит аудиторию в состоянии легкого транса.

– Прекрати шуточки! – начал выходить из себя старший. – Лучше продолжай, пока стоим.

– Хорошо, для конспирации я буду обращаться к вам Семен Семеныч, – не сдавался молодой человек, но, почувствовав, что переигрывает, продолжил с того места, на котором недавно остановился: – Я совсем не понимаю женщин. Приезжаем в Ташкент. В почтовом ящике конверт трехмесячной давности – от моей бывшей, мы даже женаты не были. Я рву на мелкие кусочки письмо, переполненное ревностью. Ревностью к моему будущему. Лиля увидела на конверте надпись «От кого» и надулась на весь день, в глазах слезы. Слезы ревности к моему прошлому. Стою между двух ревностей и думаю: у мужчины не может быть алиби в прошлом и в будущем. Алиби может быть только в настоящем, и только тогда, когда он постоянно рядом. И все.

Молодой человек хотел продолжить в запальчивости, но старший его остановил, достал из рюкзака термос, отвинтил крышку термоса, плеснул в нее темной жидкости и протянул молодому человеку:

– Ревнуемый пьет до дна.

Молодой человек усмехнулся, взял металлическую полусферу, обрамленную черным пластмассовым кантом, и сделал короткий глоток.

Солнце еще высоко. Отверстия в тенте полыхают яркими лампочками.

– Выгружаемся, – скомандовал пока-еще-Семен-Семеныч, решительно откинув полог и отмахиваясь от поднятой пыли. – Сейчас я машину отпущу.

– А мы что, уже прибыли? – спросил молодой человек.

– Да, – ответил старший, разглядывая пейзаж за бортом, размытый солнечным светом, – тут пару километров вниз. Пешком будет быстрее.

– Есть, товарищ майор! – браво ответил молодой человек.

– Трофим! – грубо оборвал его старший. – Отставить! Обращаемся по имени-отчеству или по фамилии.

– Так точно! – ответил Трофим. – Все! Я вас понял, Александр Владимирович Ладынский!

Молодой человек, не вставая, продвинулся по скамье ближе к выходу, выглянул из кузова и вдохнул свежего ветра, наполненного запахом утренних трав и дорожной пыли.

– А что это за звук?

– Рация, – ответил Ладынский, надевая солнечные очки.

– Нет. Не этот. Звон какой-то. Слышите? Словно размешивают ложечкой чай.

Ладынский прильнул к отверстию в тенте:

– Это изоляторы звенят на растяжках мачт, белые такие, керамические. Их ставят, чтобы от тросов не искажалась апертура передатчика.

Совсем близко послышалось шарканье сержантских кирзачей, приблизившись к борту, сержант прокомментировал пассажирам свои последние действия:

– Доложил, что строители опять затеяли возню.

Радиолокационную точку поставили здесь еще в семидесятые, и ни о каком населенном пункте тогда и речи не шло. Далеко внизу виднелись стрелы башенных кранов и редкие дымы строительных городков. Неторопливая активность строителей закончилась огромной асфальтовой кляксой, которая оказалась перекрестком, похожим на гигантского черного спрута, дотянувшегося до горизонта щупальцами дорог с белыми пунктирами разделительных линий. Военные обнесли радиолокационную станцию забором из колючей проволоки, и на холмах опять на долгие времена воцарились тишина и покой. К началу девяностых, в предчувствии гражданской войны, строительство остановили.