Владимир Горбунов - Не дрейфь, борода!

Идти на встречу с Цезарем решили на следующий день, сразу после школы. Дома Вадик объявил, что отправится в степь вместе с Филей выгуливать его колли. Мама вначале даже слышать об этом не хотела. Вадик недавно болел, а в степи, где они собрались гулять, мог быть ветер. Вадик надулся, отец укоризненно посмотрел на маму, и она сдалась, но только при условии, что Вадик наденет стеганое пальто, лыжную шапку и шерстяные носки.

На дачах было совсем не так, как в городе. Пахучий апрельский ветерок шуршал по обочинам прошлогодней травой. Прилетевшие скворцы перекрикивались друг с другом и устраивали гнезда. За реденькими разномастными заборами виднелись пушистые абрикосы и персики в розовых, точно бумажных, цветах. На разбитой проселочной дороге поблескивали зеленовато-коричневые лужи. В них отражались по-весеннему высокое небо и облака, игравшие в догонялки.

– Ты Цезаря отвяжи, – наставлял Вадика Филя, – и пойдем погуляем все вместе.

– А поводок?

– Взял.

Он вытащил из кармана скрученный змейкой брезентовый поводок со стальным карабином.

– Тебе это будет стоить планера, который вы с отцом делали.

– Хорошо, – согласился Вадик.

Филя растянул поводок и, точно проверяя его на прочность, дернул изо всех сил в разные стороны.

– Нашей купили, – кивнул он на ухоженную, с белой манишкой, колли, – на вырост.

– Ага.

– Может, подружатся, – мечтал Филя, – тогда каждый день будем его потихонечку забирать.

– Точно!

– Не все же время собаке на цепи сидеть. Ты колбасу взял?

– Нет, – ответил Вадик, – он меня и так признает. У нас позывной с ним был. Секретный.

– Да ну… – остановился Филя и недоверчиво посмотрел на Вадика.

– Сто пудов. Бывало, играем в прятки, я на антресоли залезу и смотрю на него сверху. Он туда-сюда. Взвизгивает от досады. Найти не может.

– А ты?

– А я ничего не говорю, только… – Вадик поднял голову, вытянул шею и трелью зацокал языком, точно синица зимой.

– Ну и?

– Сразу находил. Я и потом его так подзывал. Ночью. Чтоб спать вместе.

– А мать?

– Ругалась, когда утром заставала.

– Ну, как знаешь, – сказал Филя, – только, по мне, два кусочка колбасы – вернее.

Он скептически посмотрел на колли, которая при слове «колбаса» прижала уши и подхалимски закрутила хвостом.

– Собаки, – возразил Вадик, – своих помнят всю жизнь без всякой колбасы.

Нужную дачу нашли быстро. На калитке висел тяжелый замок. Сквозь штакетины виднелись грядки, пухлые, словно взбитые перины. То там, то сям на них проклевывались изумрудные луковые стрелки и чахлые стебельки желтых нарциссов. Между грядками, в широких приствольных кругах, красовались щеголевато выбеленными стволами персики. В глубине дачи, прямо на узкой бетонной дорожке у самого домика, спала крупная овчарка, положив морду на крепкие длинные лапы.

– Похож? – спросил Филя, когда Вадик, прильнув к заборной щели, разглядывал собаку.

– Не знаю, – ответил Вадик. – Далеко. Не разберу.

– Надо поближе подойти.

– Надо, – согласился Вадик. – На груди Цезаря треугольники были. Рыжие. Но не одинаковые, как у всех, а разные. Так что не спутать.

Филя кивнул. Он тоже бы узнал свою колли из сотни других, будь они трижды все черными и белогрудыми.

Точно прочитав его мысли и увидев спящую вдали собаку, колли весело тявкнула.

Овчарка открыла глаза и, подняв голову, навострила уши.

– Калитку не открыть, – сказал Филя, подергав увесистый замок. – Вон какую дуру присобачили.

– И что теперь? – заволновался Вадик.

– Щас, – успокоил его Филя, – придумаем.

Он оценивающе осмотрел штакетник у калитки. Осторожно раздвинул хлысты ежевики, впившиеся колючками в забор. Покачал одну доску, потом другую.

– Старый, – сказал он. – Весь сгнил.

Филя принялся раскачивать почерневшую от сырости доску. Ржавый гвоздь, которым штакетина была прихвачена сверху, заскрипел и обломился у самой шляпки.

По бетонной дорожке зазвенела цепь. Вскочивший на ноги пес сделал несколько шагов, напряг мускулистое тело и замер, тревожно вглядываясь в заросли ежевики.

– Глянь, – прошептал Филя, – треугольники-то разные.

– Цезарь! Цезарь! – закричал из-за забора Вадик и замахал руками. – Это я, Вадик!

Цезарь шагнул вперед и снова замер.

– Погоди, – остановил приятеля Филя. – Сейчас ближе подойдешь.

Он всем телом налег на подорванную доску. Она взвизгнула, упираясь, но поддалась и со стоном оторвалась от забора.

– Готово! – обрадовался Филя. – Лезь!