Брюс Фёдоров - «Z» Land, или Сон на охоте

Прочно легли на плечи Филиппа эмчеэсовские погоны полковника внутренней службы. Судьба наказала ему быть огнеборцем и вбирать в себя страх потерявших надежду и возвращать их к жизни, даря новый день рождения. Не сиделось ему в крепком начальственном кресле. Не было ему места среди резной мебели и равнодушных портретов временных вождей. Звала и звала его к себе огненная стихия. И тогда переступал он гибельную завесу каждый раз, когда и бывалые, прожжённые испытаниями ликвидаторы в нерешительности останавливались, не решаясь окунуться в безжалостный огненный смерч.

Будто ещё вчера вынес он на руках из горящего дома женщину с малолетним ребёнком, не чувствуя, как пламя обкусывает обгорелые дыры на его куртке-боёвке, подбираясь к незащищённому телу. Таким был он – Филипп Чистяков, таким и хотел остаться, таким его знали жители Нижнереченска и потому спали спокойно. Не мог он быть другим и уронить себя перед образом той, которая осталась в его памяти навсегда…

Пришлось Чистякову и Доливе второй раз навестить ту несчастную, которая по-прежнему лежала на кровати и которую испуганный мальчик по имени Коля называл своей мамой Женей.

– Что с ней? – громко спросил Филипп, рассчитывая на то, что кто-то из этих убогих пришельцев наконец сумеет пояснить ему, что приключилось с несчастной женщиной.

– Обгорела она, – наконец прозвучал сиплый ответ, исходивший от мужчины, одетого в куртку с оторванными рукавами, горло которого было обвязано несколькими витками шерстяного шарфа. Голова говорившего была полностью лысой, а может, тщательно выбритой, которую почти посередине рассекал опоясывающий рубец от давно зажившей раны.

– Снимите тряпку с её лица, – приказным тоном произнёс он.

Чьи-то женские руки с дрожащими пальцами простёрлись над телом лежавшей и приподняли грязную марлю. Перед взором Чистякова и Глеба открылось малопривлекательное зрелище. Несчастная ещё дышала. Это бывший пожарный явственно услышал, когда приблизил ухо к её губам, но вот лоб и нос превратились в обложку глянцевого журнала из натянутой багрово-красной кожи. Щеки были покрыты безобразными волдырями и струпьями, ресницы выгорели полностью, а веки стали пергаментными. Уши скрючились почти вдвое, а волосы на голове присутствовали лишь в виде седых отвратительных островков, будто разбросанных по выжженному маковому полю. Состояние рук и шеи представляло столь же удручающее зрелище:

– А ведь до этого она была шатенкой, – раздался чей-то тихий голос. – Красивая дивчина. Из Москвы. Они в походе были. Всего человек пять или шесть. На озере встали, на бережке. А тут вода возьми и вскипи, как в чайнике. Паровое облако моментально их вкрутую сварило. Только она выжила. Дальше других сидела, да её мальчонка, что в палатке был, за косогором.

– Вы хотя бы регулярно тряпку водой смачивали. Да марлицу бы сменили, – укоризненно посетовал Глеб Долива и даже не взглянул на говорившего, а тот и представляться не собирался. Сказал и умолк, как его и не было. – Всё ей легче будет.

– Так воды-то нет у нас, – угрюмо буркнул уже знакомый мужик с головой на манер рассечённого биллиардного шара. – По глотку, может, на рыло осталось.

– Но ведь на дворе есть водоём с водой для пожарных нужд, – Чистяков присел на кровать, на которой громоздилась нескладная фигура ворчуна. – Почему ею не воспользовались?

– Почему, почему… – просипел мужик. Не любил он тех, которые всё спрашивают-допрашивают: «Я тебя не трогаю, ты меня». Явились, как с горы скатились. Начальников из себя корчат. Так прошли времена начальников. Кончилось их время. Позавчера, как кончилось. – А ты видел, что это за лужа? Сплошь строительным дерьмом и глиной забита. Нет там теперь воды. Вот нет, как ты хочешь. Один отстой. Чего пристал? Иди сам поищи, – «биллиардный шар» решительно отвернулся от Филиппа.

– Пойду, пойду, – усмехнулся Чистяков. – И ты мне поможешь.

– А тебя как звать-величать, гоголь? – Глеб выступил вперёд и встал перед мужиком, расставив для устойчивости ноги. – Ведь ты никак из бывших? Сидел, поди, угадываю? Пятнашка у тебя на лбу чётко выписана. За версту видать.

– Ты что в мою душу лезешь? – вздыбился угрюмый и засобирался, чтобы стойку перед противником обозначить, а там и морду его пощупать, если доведётся.

– Ты успокойся. Всё нормой. Нам всё равно, мотал ли ты срок или нет. Здесь прокуроров нет. А вот сила твоя нужна, – Филипп тоже поднялся и успокаивающе положил руку на плечо буяна, который поворочался, поворочался, но, почувствовав на себе крепкую ладонь, насупился и замолчал.