Не довелось им доехать до родимого дома и увидеть сияющие от счастья глаза любимых домочадцев, искренне радующихся приезду главы и опоры семейного очага. Если у Глеба Доливы были жена и две прелестные дочурки с кудрявыми каштановыми головками, то Чистяков коротал свой век разведенца почти в одиночестве, но и у него была дорогая его стойкому сердцу подруга.
Через 20 километров мотор неожиданно пару раз чихнул и замолк навсегда. Стартер беспомощно прокручивал маховик двигателя, пока и сам не затих, оставив о себе на память кисловатый запах перегоревшей обмотки электромотора. Наступила давящая тишина, выгребавшая из душ остатки мужества. Стало более различимо слышно, как то усиливается, то вновь стихает ветер да стучат о стёкла мелкие камни.
– Ну что, Филя? Теперь нам уже точно кранты, – почти весело, с задором пробасил Глеб. – Никуда не деться. Как на подводной лодке. Кругом ни людей, ни хижины. Каменистая равнина и редколесье, куда ни посмотри, вёрст на 200 с гаком.
– Опять принялся бубнить, Глеб Давидович, – поморщился Чистяков, явно не желая скрывать своего неудовольствия. – Уже почти сумерки. Ночь переждём в «Хантере», а поутру двинемся.
– Куда, куда, мил человек? В каком направлении? Ты хоть знаешь, эмчеэсовец хренов, что в этом богом забытом краю существуют лишь скалы, сосны да медведи? И дороги поди дальше тоже нет – в крошку перемешала её земная встряска и разорвала на части и овраги.
– А вот ты взгляни сюда, – Чистяков развернул карту местности и, подсвечивая ручным фонарём – бортовая сеть автомобиля всё равно была обесточена, – пододвинул её к Доливе. – Вот видишь эту точку? Так вот, здесь должна располагаться территория небольшого военного объекта. Года три назад я был в этой части и инструктировал её руководство по вопросам пожарной безопасности. У них есть своя дизельная электростанция и узел связи, как полагается. Расстояние – всего ничего: не больше 10—15 километров. Как-нибудь выдюжим. А теперь давай лучше перекусим из припасов, что жёны нам насобирали. Так что откупоривай заветную. После таких передряг грамм по 200 мы с тобой заслужили.
И ведь вывел-таки их на следующий день Филипп к воинской части, несмотря на перелицованную природным катаклизмом землю и шквалистый ветер. Везучий чёрт и не впервой спасает жизнь ему, Доливе. Прошлой осенью одним выстрелом со 100 метров положил матерого секача, который успел-таки слегка подцепить рылом со спины замешкавшегося Глеба. И смешно, и горько признаваться себе в том, что так оплошал, но свирепый рык кабана он до сих пор с содроганием вспоминает.
Как тут не признать, что при всей несуразности своей худощавой фигуры и вытянутой наподобие кабачка головы Чистяков был сноровистей и ловчее его, Глеба, который никогда не отказывал себе в удовольствии полюбоваться перед зеркалом атлетическим рельефом своих мышц. Не хотелось ему уминать свою гордость, да пришлось с собой договариваться. Дать себе характеристику, что недотёпа? Конечно нет, ни в коем разе, но прийти к парадоксальной мысли о том, что его друг Филипп только потому и родился на этой земле, чтобы его, Доливу, спасать да выручать, было куда приятней.
Поэтому неожиданно прозвучавший вопрос Чистякова о Москве и Нью-Йорке Глеб воспринял снисходительно: «Всё понятно. У кого не поедет крыша после таких событий?» Оттого со всей серьёзностью ответствовал:
– В Нью-Йорке я не был. Это факт. Далеко и нужды не было, но вот в Москву регулярно ездил: на отчёт или на ковер. Как доведётся. Нашу администрацию эти москвичи мало сказать что проверками замучили, так ещё и к себе в столицу регулярно выдёргивали. А на моих плечах всё коммунальное хозяйство города, и ещё в нагрузку строительный комплекс взвалили. Забот не оберёшься, а проблем ещё больше. Все кому не лень пальцами тычут, мол, мы, чинуши оборзевшие, сплошь ворьё и бюрократы. И в Москву вереницей жалобы строчат. А там знаешь как – у москвичей вся власть. Сами в деньгах купаются, а другим продохнуть не дают. Нет, не был я в Америке и в Москву наездился выше головы. Больше не хочу. А ты к чему это спросил?
– Считай, просто так. Я вот когда в Москву приезжал, всегда прогуливался по Тверской улице, от Триумфальной до Красной площади. Такая прогулка для меня стала не просто привычкой, а приметой. Если пройдусь по главной улице города, значит, у меня в столице сложится всё хорошо. А в Нью-Йорке и на Манхеттене я, разумеется, тоже не был. Собирался купить себе и подруге тур по всем Соединённым Штатам, да так и не успел. А теперь и торопиться никуда не надо, – Чистяков тяжело перевёл дыхание и прикрыл ладонью глаза, чтобы защитить их от горсти песка, которую швырнул в лицо неугомонный вихревой порыв. – Думаю, сейчас везде всё уравнялось в жутком единообразии: что Тверская, что Манхеттен – сплошные завалы из разрушенных зданий, кусков бетона и вспученного асфальта.
Читать дальше