время
3.
память – воображение
две половинки сердца
два зеркала
в одном отражается прошлое
в другом – будущее
два письма
или два выстрела
выпущенные навстречу друг другу
одновременно достигшие цели
1.
это яблоко
тяжёлое
налитое силой земли
солнца
яблоко
которому стало бы тесно на тарелке
готовое упасть на голову
новому ньютону
гаутаме
яблоко на запретном дереве
яблоко
ждущее теплоты
твоих ладоней
2.
яблоко ночи
и яблоко дня
сорванные твоей рукой
заполняют
пространство памяти
едва ощутимым
ароматом
* * *
сердце
вырастающее на дереве жизни
сорвано для тебя
легче пуха
тяжелей камня
бьётся в твоих руках
ждёт твоего слова
* * *
снится
умираешь
идёшь за телом
произносишь речь
просыпаешься
но может быть только сниться
вновь
умирать
просыпаться
* * *
просыпаться каждое утро
и открывать глаза
чтобы видеть солнце
закрывать глаза
и вновь видеть солнце
днём и ночью
в солнечный день
и когда небо затянуто низкими тучами
смотреть взгляда не отрывая
видеть солнце.
В белом безмолвие бледное солнце
спрячет, когда-то несбывшийся сон,
кто-то уже никогда не проснётся,
ты или я, или, может быть, он…
Небо сжимается в раме оконной,
ветка рябины с худым воробьём.
Мир умещается в лике иконы —
так до весны долежим, доживём,
может, дождёмся и птичьих мелодий,
в сквере звучанья цветаевских строк…
Каждый отсюда когда-то уходит,
разным бывает лишь выпавший срок.
Где-то мой сон заплутал в белозимье,
в млечном тумане проснуться трудней.
Справимся.
Только рассвет принеси мне
старый знакомый, седой воробей.
***
С этой девочкой вовсе я не был знаком,
просто видел в глазах голубое сиянье,
в лужу влезла девчушка, от мамы тайком,
затаив от волнения даже дыханье.
Там в зелёной воде, что упала с небес,
облаками укутались босые ноги,
и улыбка её в ожиданье чудес,
так манила, как манит к удаче дорога.
Я стоял и смотрел: чуть бочком гражданин
шёл по краешку лужи, скривившись в ухмылке,
а девчушка, как будто следила за ним
и с улыбкой поправила бант на затылке.
В луже ножкою топнув, взболтнула всю муть
и круги по воде разошлись к краю лужи.
– Люди, видите ангелы в лужах живут,
и оттуда, наверно, вселяются в души.
А тепло увлекало дитя к озорству,
ветерок, освежая, струился по коже,
неужели, быть в луже и пить синеву —
не такое уж дело плохое? А, может…
***
На пепелище – цветы и затишье,
ужас застывший, у ног,
снег окропила «Зимняя вишня»,
чёрный разбрызгала сок.
В мареве лжи, это ль видит Всевышний —
вновь погибает народ,
сок исчерпала весь «зимняя вишня»,
завтра за кем смерть придёт?
Снова погиб кто-то в «Скорой карете»,
кто-то, шагнув из огня,
кто же за жизни погибших в ответе —
тот, кто прошёл сторонясь,
кто побоялся в глаза глянуть людям,
что потеряли детей,
да, безусловно, всех время рассудит,
мы согласимся затем…
Новые, новые гибели жертвы,
траурный колокол бьёт,
в память погибших свеча плачет в церкви,
каждый молчит о своём.
В трауре все разговоры излишни,
мать поминает детей,
новая где завтра «Зимняя вишня»
станет виною потерь?
***
Один я здесь – в квартире ни души,
а ведь ещё вчера все были дома,
ещё я помню, как с детьми спешил
в торговый центр в День рожденья Тёмы.
Стоит кастрюля с супом на плите —
его ещё вчера сварила Лена,
из детской я всё слышу смех детей,
но я один, один я в этих стенах…
Кроватка. В ней сынишка спал Данил,
а вот и их зубные щётки в ванной.
Как жить мне одному теперь без них,
один я жив, нет больше Лены с Анной…
Кровать, одежда – всюду запах их,
такой родимый и такой домашний,
как отпустил я их тогда одних,
что нет их рядом – мне поверить страшно!
И вот уже сколочены гробы,
готовы обелиски на погосты,
ах, как хочу сейчас я с ними быть,
а не ходить с цветами только в гости…
Молю теперь я Бога каждый час —
Дай счастья всем им в Царствие небесном…
Читать дальше