Поступила я слёту. Заняла своё место. И первой привезла свою сумку в общежитие, ещё отходящее от летнего ремонта. Голые коридоры. Разводы побелки на окнах и запах краски. Железные кровати, щелястые табуретки и колченогий стол в комнате. Ни с кем не пришлось спорить за место у окна. И с тех пор, первое, что я видела, просыпаясь за утрам, и садясь в постели – автовокзал, от которого каждый час отходили автобусы домой. В город, в который мне нельзя было вернуться.
Я экономила каждый рубль. Родителям помогать мне было – не с чего. Девчонки, вернувшись после выходных, везли с собой копчёное сало, банки с маринованными огурцами, жареные котлеты: вдохнёшь запах – и желудок стонет. Всё это честно делилось на троих – нас трое жило в комнате, но я же должна была вносить свою лепту?
Со стипендии мы сбрасывались понемногу на еду, которая у студентов в ходу – на макароны, чай, кофе… Я брала сумку и шла в магазины, не ленилась и поехать далеко, через весь город – на рынок. Чаще других и готовила. Научившись в многодетной семье варить суп буквально из топора, я на нашей полулегальной плитке, которую, уходя на занятия, мы прятали под кроватью, умудрялась сварганить и первое, и второе. Девчонки постепенно перестали шляться по кафе и пельменным – дорого, и у тебя, Даша, вкуснее.
Ребята повадились ходить к нам в комнату под видом «полиции нравов», а на деле – они тоже жили впроголодь. И суп в кастрюле не успевал остыть – разливался по тарелкам. А когда кастрюля пустела, кто мешал пожарить сковородке гренки, заварить чай, и засидеться допоздна за разговорами, за песнями под гитару? До сих пор помню, как Сашка Картошкин – огромный, уже с бородкой, уже почти дядька, перебирает струны, и негромко, точно самому себе, то ли поёт, то ли убеждает:
Дом – это там, куда готов
Ты возвращаться вновь и вновь,
Яростным, добрым, нежным, злым,
Еле живым.
Дом – это там, где нас поймут,
Где обязательно нас ждут,
Где позабудешь о плохом —
Это твой дом…
Столько событий сменило друг друга за эти годы: лекции, экзамены, студвёсны, ночные посиделки в комнате, дискотеки в общаговском холле, изредка – кино, долгие прогулки по магазинам… Хотя бы посмотреть на тот платочек, на те духи – если купить их не на что… Но как хотелось домой, как хотелось…..Так и осталась со мной на всю эта тоска, эта мечта о доме… Может быть, потому что в нынешнем доме меня до сих пор никто не ждёт?
Закончили мы институт в начале тех самых девяностых, о которых сейчас кто-то вспоминает с ужасом, кто-то – с задумчивой улыбкой. Мне кажется, что мама и папа даже не хотели в душе, чтобы я вернулась, понимали: в маленьком городке – память у людей долгая. Да и работать у нас там негде. Библиотеки хоть не были никогда хлебным местом, но все-таки считались местом тёплым: труд чистый и не тяжёлый. Поэтому там свои династии – на место матери, уходящей на пенсию, приходит дочь и стережёт если не кресло, то стул – для внучки.
Впрочем, я бы так и так не вернулась, потому что вышла замуж. Володька – ровесник мне, учился на истфаке университета. На старших курсах мы с ним дружили – познакомились во время блуканий по городу. Вернее, каждый сам по себе набродился по улицам достаточно, чтобы замёрзнуть как цуцик, и свернуть в кинотеатр греться. И он, и я были голодными, и встали друг за другом в очередь в буфет. Я купила кофе – огненно горячий кофе со сгущённым молоком, а он чай и бутерброд с копчёным салом. Потом он сходил к буфетчице ещё раз и принёс мне пирожное, трубочку с кремом – роскошь.
Зал был полупустым, и мы сели рядом. Я не помню, как назывался тот фильм, что-то про пирата… или разбойника… про распутную девицу, запавшую на пирата, и про её скромную сестрицу Монику, на которую запал он. Володька видел далёкую землю, корабль и приключения, а я – пирата, вот только слово «секси» мне в голову прийти не могло, потому что не было его тогда в обиходе. Просто чертовски обаятельный пират, а Моника была отчаянной дурой – так долго в него не влюблялась.
Володька меня проводил до общаги… А потом – в следующие недели – оказалось, что вдвоём до позднего вечера по городу бродить куда веселее, и не страшно идти в кино даже на последний сеанс, а потом ехать в трамвае с замёрзшими стёклами и пожаловаться, что руки застыли вот так же, как эти стёкла – сейчас пальцы сломаются – и протянуть их, чтобы Володька согрел их между своими ладонями.
Мы оба любили читать, мы ждали от того неспокойного времени обновления, и любые лишения казались нам тогда ерундой. Всё ещё будет… скоро. Появятся в магазинах любимые книги – сейчас дико звучит, да? А тогда это действительно была – мечта. Иметь свою «Консуэло», своего «Чёрного тюльпана», это почти то же, что привести в дом их героев – певицу-цыганочку и благородного Альберта, и всех разбойников Дюма, и самого Монте-Кристо с его несметными богатствами.
Читать дальше