Илья Лавров - Сказание с запахом ненависти

Усмехнулся горько Олег, василевсу ответил:

–– Не спасет мой шит этот город. И пяти поколений не умрет, как падут сии стены.

Испугался василевс такому пророчеству, да ближние его успокоили: «Это злоба, – говорят, – в волхве беснуется».

Вот прибил Олег Всеславич щит резной свой на царьградские ворота, и отпущен был на все четыре стороны. Шел он, шел, через три дня, через три ночи смог догнать свое войско. Чует, вонь стоит во стане – не продохнуть. «Что же они тут от страха в штаны наделали?» – Олег думает, да потом о мальчике смердящем вспомнил – знать, догнал их мальчик, на своих на кривеньких ножках. С духом ненависти бы да – на греков, но уж поздно. Как увидели воины своего князя, поклонились ему в ноги, повинились:

–– Ты прости нас, – говорят, – не послушались, побежали. Да зато теперь умереть мы за тебя готовы.

Им, винящимся, Олег отвечает:

–– Вот теперь и умрете. Вам ведь знамо: по хазарскому по справедливому закону побежавших смертью лютою казнят. Потому-то и пойдем мы во Хазарию свою смерть искать. Славы вряд ли мы теперь найдем, а вот честь свою нам вернуть надобно!

–– Так ведь мало нас, князюшко! Так ведь головы свои мы там положим!

Зыркнул гневно Олег Вещий на сказавшего – так и есть: полянин! Крикнул быстро, громоподобно:

–– А полян убить всех до единого!

Заревело войско радостно, вдохнуло ненависти, и давай полян резать, утешаться. Всю-то ноченьку их ловили да головы рубили, лишь под утро успокоились, повалились воины на землю сном мертвым. А Олег и тут не спал. Он давно устал до смерти, ведь с днепровских порогов глаз не прикрывал, не вздремнул ни разу. Вот сейчас, казалось, перед битвой великой последней спи-отсыпайся, да глаза не слушались, не закрывались. Понял он, что лишь со смертью он глаза закроет.

Тою ноченькой, когда спали все, подошел Олег Всеславич ко младому воину Свенельду. Тот из русичей был, да по малолетству под царьградскими стенами страху натерпелся, побежал, как все, за полянами. Спал Свенельд богатырским сном. Поднял руки над ним Олег Вещий, и забыл Свенельд, что было, да что глаза его видели. Помнит, шли на греков и по морю, и посуху.

–– А что дальше было, запоминай, – говорит Олег ему, спящему. – Испугались греки наших лодий, посуху плывущих, и смирились, заключили мир. И прибил я, Олег Вещий, свой щит на ворота царьградские в знак того, что взят этот город мною, – есть обычай такой у греков супротив обычая нашего. А потом пошел со всем своим войском победоносным на хазар – освободить славянскую сторону от дани тяжелой. Да пошел той дорогой, что в походы раньше ходил на северян и на радимичей, и где конь мой меня спас своею смертию от стрелы хазарской. Поклонился я тому коню любимому, его косточкам преданным, а из черепа его змея меня возьми и клюнь. И теперь ты меня мертвого во сне видишь.

И еще хотел Олег сказать о мальчике смердящем, о котором один-то он и знал-помнил, да еще волхвы догадывались ладожские. Есть, мол, мальчик такой маленький, ходит он по славянской земле на ножках своих от хождения кривеньких, источает тот мальчик дух мерзкий, запах ненависти, сеет злобу он за грехи прошлые, тяжелые. Да подумал Олег, что толку – все одно то дите никому не увидеть, не поймать. И не стал говорить.

Обратил Олег Вещий Свенельда во сне в зайца серого и пустил по степям, по лесам. Прискакал заяц к городу Киеву, перед стенами оземь стукнулся, превратился тут же в добра молодца и понес свою весть князю и княгине. Рассказал Свенельд, что знал о победе Олеговой, да о смерти его от собственного мертвого коня. А что с войском всем сталось – не знает.

Долго ль, коротко ли, вдруг посол из Хазарии поспешает. Как вошел во княжьи палаты, как уселся пред князем Игорем непочтительно, так все поняли: что-то с войском опять случилось. Тут по-своему посол и поведал, как на самом деле под Царь-городом было. Да еще поведал, что дальше с Олегом и со всей его ратью сталось.

Вот дошел Олег до моря Хазарского, воевал со многими народами, много люду положил, городов разорил-пограбил, да один супротив всех – это гибель. Заперли его в некой крепости на высокой неприступной горе, обложили со всех сторон. Надо бы волхву вырываться, да возьми тут и случись со всею ратью болезнь невиданная. Пронесло каждого воина до кровавого поноса, каждый воин дерьмом зеленым исходил, так что внутренности наружу выворачивались, и штаны никто не мог одеть; лежали воины без штанов, под себя ходили. Дух в той крепости стоял такой, что даже осаждавшие отошли на пять полетов стрелы – ближе дышать было нечем. Сам же Вещий Олег будто спятил – все искал по городу какого-то младенца, маленького мальчика, да уж воины его давно всех местных жителей перерезали. Так и сгинула рать русская в мучениях. Лишь открыли ворота, потекло в долину дерьмо зеленое, а в нем трупы разбухшие, синие. Стала крепость та и вся долина вокруг для жизни непригодна.