Галина Александрова: Перевёртыши

– Посидите, – указав на стул напротив, в коридоре, улыбнувшись, попросила Наталья, повернулась и пошла в ординаторскую. И тут Павел, похоже, окончательно влюбился. Девушка двигалась настолько красиво, а ее медицинский халат облегал ее стройную фигуру, так подчеркивая все правильные, изящные формы, что Павел смотрел, не отрываясь. Через минуту Наталья ему сообщила, что информация о пациентке в полицию направлена.

– И что, кто-либо приходил, интересовался женщиной? Тогда я должен поговорить с ее лечащим врачом, – обрадовался впервые за долгое время в такой ситуации Павел.

– Виктор Иванович, выйдите, пожалуйста, к вам вопросы из полиции, – позвала Наталья.

Из ординаторской уставшей походкой вышел врач; возраст его оказался сложно определяемым, так как усталость была видна не только на приопущенных веках, но и на опущенных плечах, и на губах, уголки которых свисали вниз.

– Чем могу быть полезным? – протягивая руку молодому полицейскому, тихо произнес врач.

– Виктор Иванович, Наташа сказала, что к вам поступила избитая кем-то женщина, она жива?

– Пока жива, но надежды мало: травмы не настолько тяжелы, как ее диагноз. У нее, молодой человек, рак, организм практически не сопротивляется. Мы, конечно, стараемся, но практика показывает…

Не дослушав дальше врача, Павел извинился и снова задал вопрос:

– Как давно ее доставили и откуда?

– Часа четыре прошло, – посмотрев на часы, констатировал Виктор Иванович.

– А доставили ее, по всей видимости, из дома; соседи позвонили – соседка зашла за солью, а она лежала в прихожей.

– Дверь была не закрыта?

– Молодой человек, это уже не ко мне, мне работать пора, – остановил полицейского врач и пошел в палату к избитой женщине.

– Это что – муж ее так? – задал вопрос Павел.

Вокруг никого не было, и Наталья подумала, что вопрос задан ей.

– Я понятия не имею, – произнесла она, глядя на Павла и почему-то непроизвольно улыбаясь.

– Простите, это я не Вам, сам себе, – тоже заулыбался Павел.

– А приходивший муж что говорил?

– Да ничего не говорил, только кричал, стучал в дверь и все, не очень адекватный.

– Может, он ее и избил?

– Да все может быть, у нас всякое бывает: то приревнуют, то просто налупят, а потом бегают, передачки носят; мы же передачки не берем – кому их есть, все же у нас больные без сознания, – говорила и говорила Наталья, которой Павел тоже, похоже, приглянулся.

– А как зовут эту женщину – ту, что поступила избитой? Вам сказали?

– Сейчас посмотрю, – перелистывая истории болезни, искала нужную информацию Наталья.

– А, вот – Саша ее зовут, фамилия – Свиридова, так соседи сказали. Больше данных никаких нет; еще сказали, что у нее рак и что у нее дети; правда, сколько детей, здесь не указано – это же история болезни.

В палате, где находилась Саша, зазвучали звуки сирены; Наталья, не попрощавшись с Павлом, бросилась туда.

Молодая женщина перестала дышать, быстро собрались врачи. Наталья ушла на свое рабочее место, встала у окна, словно надеялась увидеть того самого полицейского, что только что стоял рядом, смотрел ей в глаза. «А что, если он больше не придет?» – думала она. Что если женщина умрет, то он точно уж не придет или придет, но не в ее смену. На улице уже смеркалось, небо словно упало на крыши многоэтажек, начал накрапывать дождь. Закрыв форточку, девушка села на свое место в коридоре; ночь предстояла не из простых – она это понимала, но радовалась тому, что скоро должна была прийти сменщица.

Внутренний голос снова вернулся, и Саша вдруг поняла – нет, не поняла – почувствовала свое тело, вернее его боль: она была невыносимой, заслоняющей все, что не относится к ней самой. И вот, сквозь молнии боли, метавшиеся по телу, она вдруг откуда-то из подсознания вытащила самое ценное, что есть в ее жизни: если сама жизнь еще существует, это одно единственное слово – дети. И даже на фоне невыносимой боли она вдруг ощутила тревогу, тело ее встрепенулось, хотя на самом деле лежало неподвижно: это материнская сила любви пробивалась наружу, но никак не могла преодолеть мощные потоки боли, а душа забилась в предчувствии беды.

Страх и боль за троих ее, маленьких еще, детей – старшему сыну, Ивану, 8 лет; дочуркам – Ире 5 лет, а Эле всего 3 года – пронзили душу, рвали ее на мелкие кусочки. Где они, с кем они, как они? Только эти мысли и держали ее душу, не давали уйти.

Не осознавая всего происходящего, Саша попыталась открыть глаза, но так и не смогла этого сделать, словно кто-то держал свои руки на ее веках и не давал им двигаться. Запах больничной палаты ударил ей в нос. И это еще больше нагнало страха за детей – воспоминаний не было, боль мешала сосредоточится, а вот страх за детей, что сидел в ней давно, всплыл, что называется, «на автомате». И снова она провалилась куда-то, так и не поняв сути происходящего. Где блуждало ее сознание? Ответа на этот вопрос не знает никто, но чувства пропали надолго.