Впоследствии схожий «ветер» развеял неисчислимые орды монгольских племён. Не умея полноправно заявить о себе в политическом, правовом, культурном и социальном устроении; то есть, – не сумев провести духовную и религиозную реформацию, а потому оставшись культурно и этнически разрозненным ( безгосударственным ) «обществом», – они пополнили собой число неисторических народов. Так, нарушив вековечное бытиё Северного Китая, а также Киевской Руси, подчинив огромные территории, включавшие несколько царств, – лёгкие на подъём кочевники уже через несколько сот лет перестали существовать в качестве влиятельных «государственных единиц», в неумолимом беге времени растеряв зачатки формообразующих свойств.
В этом смысле характерна судьба дикого кочевья – кушанов . В незапамятные времена придя в Среднюю Азию с территории Китая, они завоевали немалую территорию (образовав империю, считают историки), но за многие столетия так и не сумели создать свою культуру, на протяжении всего существования не имея даже письменности… Кушаны были агрессивны и воинственны, но при всех захваченных «удобствах» предпочитали жить в своих примитивных хижинах. Не сумев вписаться в культурную эвольвенту завоёванного региона, они обратились в «археологическую пыль», в которой специалисты сейчас тщетно пытаются найти элементы цивилизации. В начале I тыс. н. э. кушаны навсегда исчезли из исторической жизни, оставив после себя лишь могильники, в которых покоится награбленное ими золото Бактрии.
Наряду с генезисом, обусловившим малую способность кочевых племён к формам упорядоченной (социально ухоженной, городской ) жизни , вероятно, не последнюю роль в крахе «кочевого социума» сыграла мировоззренческая самодостаточность «конно-степной цивилизации», лишь только усилившаяся во времена торжества Тэмуждина (Чингисхана). Превознося лишь соплеменников, властитель принципиально считал жителей городов и селений жалкими, подлыми и трусливыми, очевидно, считая проявлением трусости всё, что отличалось от необузданной жестокости. Его незамысловатый степной идеал, круто замешанный на крови врагов, обрисован им же: «счастливее всех тот, кто гонит перед собой толпы разбитых врагов, грабит их имущество, скачет на их конях, любуется слезами близких им людей, целуя их жён и дочерей». Из напутствий Чингисхана следует, что жестокость, грубость и разнузданность нравов были своего рода идеологией степных хищников. Она же рождала не менявшуюся столетиями военную тактику, суть которой сводилась к захвату добычи, а не территории. С целью уяснения характера народа в его созидательных и структурных свойствах (или отсутствии оных), остановимся на отмечаемой историками железной дисциплине ордынцев.
Помимо того, что дисциплина вовсе не была характерна для кочевых племён, да и заявляла о себе лишь в ограниченное историческое время (отдельные периоды ХIII-ХIV вв.), нельзя закрывать глаза на её характерную особенность, разительно отличавшуюся от всякой другой. Дисциплина кочевников, будучи «железной», — не была образцовой , ибо не несла в себе цивилизационного содержания, свойственного развитым обществам. В последних беспрекословное подчинение приказу дополнялось сознаванием его, что реально лишь при навыках социального мышления. Это когда, каждый, видя смысл в распоряжении, понимая коллективную задачу и средства её достижения, – знает, осознаёт и предполагает её конечный результат. Отсутствие такого рода дисциплины возмещалось жесточайшим наказанием за неисполнение приказа или закона – Джасаку (т. е. – Ясы, принятой Чингисханом на курултае в 1206 г.).
Добавлю ещё, что у «железных ордынцев» принцип подчинения (не факт, а именно принцип ) ограничивался потолком власти непосредственного начальника. И как только подчинённый подозревал слабость в стоящем над ним, то не стремился использовать любую возможность, чтобы занять его место.
Таким образом, не развитая внутренняя организация воина, а страх потерять жизнь за неисполнение распоряжения владыки был залогом соподчинённости и «строевого» порядка ордынцев. Не зря упрощённое донельзя законодательство (Яса) Чингисхана преимущественно содержала перечень наказаний за тяжкие проступки, к которым, помимо ослушания, относилось предательство. Карой же за «проступки» почти всегда служила смертная казнь. Неясность последующих законов и установлений (после ХVI в. они вообще бесследно исчезли) приводила к потере страха, неизменно ослаблявшего дисциплину, на нём основанную. Это подтвердил полный раздрай ханов Золотой Орды в конце ХIV в., прямо указывая на отсутствие в хищной системе правления государствообразующих потенций.
Читать дальше