Алексей Розенберг: Чистая сказка

Кузнец Петрович, так же пребывая в состоянии легкой апатии от самогона того же производителя, лепших друзей не признал, а посему устроил небольшую потасовку, выросшую в серьезную драку, так как на шум материализовалось еще несколько дезориентированных тем же самым самогоном граждан. Причем данные граждане лезли через двери, окна и даже печную трубу, отчего кузнец принял их за чертей, что, в свою очередь, придало его действиям еще больше удали и задора.

Сверкающая кокарда на фуражке участкового Дыбина, явившегося в самый разгар драки, произвела на участников действа неизгладимое впечатление: Ерофеич с Тимохой забились под лавку, а Петрович с криком «Отче!», неистово крестясь, грохнулся на колени. Остальные же черти дематериализовались тем же способом, как и появились: через двери, окна и печную трубу.

И тут участковый Дыбин слегка покачнулся, зычно икнул и, поинтересовавшись, отчего столько шуму, а драки нет, пальнул дважды в потолок из нагана и упал под стол.

А на утро, рассерженные и шибко помятые односельчане отправились к бабке Дуне за разъяснениями, отчего некогда славный напиток внезапно произвел такой неправильный эффект.

Бабка Дуня поначалу, конечно, открещивалась с перепугу, думая что преставился кто. Мол, знать ничего не знает, и кроме травок полезных ничего не добавляла. Но под давлением общественности все-таки призналась: в последнее время ее стали преследовать сильные боли в пояснице и всякие ревматизмы, а издревле известно, что нет лучшего средства, чем компрессы и примочки из настойки мухоморов на спирту. А где же в деревне спирт взять, спрашивается? А негде! Вот она спирт-то самогоном и заменила. А имея привычку заготавливать впрок, заложила мухоморы во все банки.

А что? Ей лекарство полезное, а мужикам – какая разница? Самогон – он и есть самогон, хоть с травами, хоть с грибами. Да и что им с мухоморов сделается, когда, вон, и на помете курином и на карбиде пьют – и ничего, живые.

В общем, накрылся алкогольный бизнес у бабки Дуни. Впрочем, она и не расстраивается – аптечный расцвел: она теперь самогонку не только на мухоморах настаивает, но и на всяких полезных травках, так что за лечебной настойкой к ней даже из соседних деревень приезжают. Говорят, помогает шибко.

Михаил Петрович уже изрядно вымок под затянувшимся холодным осенним моросящим дождем, и теперь, сидя в ивовых кустах, проклинал тот самый час, когда согласился подменить Аркадия Семеновича на этом, мягко говоря, не очень-то почетном посту.

Тут вот что: Аркадий Семенович имел намерение жениться на Варваре Тихоновне, и дабы быть уверенным в, так сказать, «чистоте» будущей супруги, затеял в этих самых кустах возле ее дома засаду, с целью отследить ее посетителей. Особенно в ночное время. А этой ночью ему срочно понадобилось отлучиться по каким-то неотложным делам, и он уговорил Михаила Петровича подежурить вместо него. Поначалу Михаил Петрович, конечно, отказывался, называя эту затею глупой и постыдной, но старый друг так сильно упрашивал, что тот, скрипя сердцем, согласился.

И вот теперь вымокший и продрогший Михаил Петрович сидел в «трижды проклятых» кустах и поминал друга нехорошими эпитетами.

– Михаил Петрович, вы ли это? – от неожиданности у Михаила Петровича ёкнуло сердце. Он осторожно повернулся и увидел Варвару Тихоновну собственной персоной.

– Здравствуйте, Варвара Тихоновна… – пролепетал Михаил Петрович и почувствовал, как щеки буквально воспылали от стыда.

– Ну, а где же мой муженек грядущий? Аркадий-то? Что ж он вас-то тут посадил?

– Да вот, дела у него срочные в городе. Пришлось уехать… – Михаил Петрович готов был сквозь землю провалиться.

– Ах, да – что-то такое он мне говорил… – сказала Варвара Тихоновна и засмеялась, – Вот же ревнивец-то, а? А вы, Михаил Петрович, небось уж и вымокли весь! Эвон, у вас и зуб на зуб не попадает! Пойдемте-ка, я вас горячим чаем напою!

– Ну что вы, не стоит, Варвара Тихоновна…

– Пойдемте-пойдемте! А то простынете совсем или, чего доброго, воспаление легких подхватите. И не спорьте!

Красный как рак Михаил Петрович выбрался из кустов и поплелся за Варварой Тихоновной, пытаясь выдумать на ходу какое-нибудь оправдание. Так пакостно он себя еще никогда не чувствовал. Хотелось бросится бежать без оглядки, но тогда это выглядело бы совсем уж по мальчишески, и ему пришлось бы стыдиться всю оставшуюся жизнь.

В доме отчаянно пахло пирогами, и такое тепло растекалось от протопленной печи, что с холода и сырости Михаила Петровича немедленно стало клонить в сонную негу. Варвара Тихоновна забрала у него промокший плащ и развесила на веревке рядом с печью.