Алексей Розенберг: Чистая сказка

– Ну, держитесь, падлы! – еще раз прошипел дед Федор и затих, медленно водя стволом пулемета из стороны в сторону в направлении предполагаемого появления противника.

Сзади послышался легкий шорох и мгновенно и практически неуловимо дед Федор уже развернулся и целился из наганов в подползающих людей в таких же стареньких гимнастерках.

– Федор – свои! – тихо сказал один из подползающих.

Это было подкрепление в лице деда Егора, вооруженного ППШ и гранатами, деда Паши со снайперской винтовкой Мосина, и бабкой Шурой, с большой зеленой сумкой с красным крестом.

– Маловато нас будет, – сказал дед Федор и сплюнул, – Ну да ничего – прорвемся! Разве нам привыкать?

– Прорвемся, командир, – ответил дед Егор, – Только надо бы диспозицию сменить: к Славке в сад – у него там ЗИС-3 в погребе припрятана. С таким орудием нам сподручней будет.

– Твоя правда Егор, – тихо сказал дед Федор, – Отряд! Слушай мою команду: на новое место дислокации, в Славкин погреб, короткими перебежками, марш!

Когда отряд незаметно для неприятеля переместился к деду Славе в обширный погреб, тот уже успел наладить орудие. Общими усилиями они подкатили его к маленькому окошку.

– Заряжай осколочным, Славка, – приказал дед Федор, – Дадим им сходу просраться.

Еще раз поднажав, отряд высадил дулом орудия оконце и изготовился дать залп.

– По моей команде… – начал дед Федор…

– Федор Васильевич! – раздался усиленный мегафоном голос, – Говорит председатель колхоза Лызин! Федор Васильевич, ни какой опасности нет! Возвращайтесь домой! Прошу вас! Никакого нападения на нашу Родину! Шум вызван военнослужащими из подшефной воинской части, которые прибыли на уборку картошки!

– Тьфу ты, черти окаянные, – зло сплюнул дед Федор, – Отряд – отставить! Разойтись на исходные позиции!

Сталь расплавилась и вернулась старость. Старики, пригорюнившись, печально разошлись по домам…

В деревне Кукино произошло преступление, прогремевшее на весь район. Дело было так: тракторист Булыгин приревновал Авдотью Никифоровну Мельникову, супругу токаря Мельникова, даму колоритную во всех отношениях, к кузнецу Степану, и на ближайшем совместном распитии самогона у деда Иваныча, высказался в том духе, что, мол, набьет Степану лицо, если тот не оставит своих грязных поползновений в сторону Авдотьи Никифоровны.

На это Степан ответил, что понятия не имеет о чем идет речь, и ударил первым. Завязалась свара, в которой почему-то больше всего досталось деду Иванычу, хотя тот и прятался за печкой.

На шум прибежали два брата-близнеца Пахом Витальевич и Лука Арсеньевич. Умело ввинтившись в свару они стали бить друг друга, выясняя чей отец был толковее. Их дружеский диалог заинтересовал собравшихся, а кроме того и местного участкового Витьку Тырина, который явился на место диспута размахивая служебным наганом.

Вид нагана еще больше раззадорил мужиков и они, оставив прежние распри, переключили свое внимание на Витьку. Тырин был не робкого десятка, но наган отстоять не смог.

Пока бушевали страсти, на шум последовательно пришли следующие лица: пастух Емельян, последний раз в своей жизни размахивающий роскошным бичом; наполовину ослепший от денатурата сварщик Леха; сам токарь Мельников с увесистой стальной заготовкой; комбайнер Витька с какой-то отточенной железякой от косилки; шофер Сан Саныч с монтировкой на перевес, и еще несколько человек, которых уже ни кто не запомнил…

Праздник духа продолжался до утра и закончился братанием уцелевших, совместным распитием самогона и песнями о черном вороне.

Позже, когда мужики стали из интереса докапываться до первопричины развернувшихся боевых действий, то были немало поражены открывшейся истине и, посовещавшись меж собой, решили ни чего про Авдотью Никифоровну и тракториста Булыгина токарю Мельникову, когда того выпишут из больницы, не рассказывать.

Ах да! Преступление! Ну, да тут ни чего стоящего: просто председатель колхоза Рвачев начал отчаянно путать свое добро с колхозным и, наконец, попавшись на какой-то мелкой афере, схлопотал приличный срок. Так что и не понятно, из-за чего столько шуму.

Дело было так: тракторист Ерофеич, на пару с комбайнером Тимохой, перебравши самогону бабки Дуни и пребывая в состоянии близком к невменяемому, лишились пространственно-временной ориентации и влезли в окно к кузнецу Петровичу, хотя на деле собирались влезть в окно к доярке Глаше, которая жила на другом конце деревни.