Вероника Киреева - Пеньюар

И почему он так сделал? Из-за чего? Если бы была другая женщина, то он был бы с другой женщиной, но он один! А может, мне пойти к нему, показать их с Маргарет кольца? Сказать, что я женюсь на его дочери, и она будет жить у меня? Пусть он меняет квартиру, переезжает, в конце-то концов!

– Валера, – говорит Галя, – я хочу показать тебе свою комнату.

– Идите, посмотрите Галочкины натюрморты, – говорит мамаша, – а я пока чай приготовлю. Как же хорошо, доченька, что ты ходила в художественную школу!

А мне только натюрморты разглядывать! Мне уже кажется, что Галя чужой мне человек, и я не хочу на ней жениться, и уж тем более с ней жить! Так она меня за руку схватила и заволокла к себе в комнату!

– Валера, – говорит она шепотом, – ты должен знать правду. Мой папа жив и передает всем привет.

– Правда? – я сделал удивленные глаза.

– Да! – радостно шепчет Галя. – Я с ним встречаюсь по выходным, мы гуляем по городу, – она усадила меня на кровать. – Он прекрасный человек, добрый, талантливый, сам пишет музыку…

– А как же мама? – а мне непонятно, как можно не жить с такой женщиной?

– А что мама? – она обернулась на дверь. – Мама живет, и пускай себе живет…

– Ты с ума сошла? – а я вообще не пойму, как можно быть такой лживой?

– Да тише ты! Она ничего не должна знать!

– Да конечно! – рассмеялся я. – Муж живет и передает всем приветы, а она считает его погибшим! Так может, ему прийти? Дескать, здрасьте, я пять лет лазил по горам, а теперь вот решил вернуться.

– Пусть он лучше будет в горах, – говорит Галя. – Зато у него творческая активность, он пишет, поет…

– Галя! – а я не могу поверить, что она несет этот бред! – Как ты можешь?

– Валера, – она достала какие-то рисунки. – Посмотри, как я красиво нарисовала.

– Ты что, вообще что ли? – а я будто очнулся!

– Вот здесь я изобразила деревенский дом, – говорит Галя, показывая мне какую-то мазню. – Я еще думала, может окутать его предвечерней дымкой, такой сизовато-розоватой, тянущейся, как густая патока, а потом подумала, что лучше предрассветный туман, такой…

– Галя, – перебиваю я, – как ты могла?

– Все-таки я думаю, лучше туман, чем дымка, – она посмотрела на меня. – Туман это как бы начало нового дня, предвкушение, а дымка это уже вечер, это вхождение в ночь, в завершение…

– Завершение… – медленно повторил я.

– Иди, Валера, – говорит Галя. – Иди и скажи маме, что папа живой. Давай!

Я поднялся с кровати, а мне вообще нехорошо!

– У меня все готово, – услышал я голос Галиной мамаши. – Чай с травами, с сушеными ягодами… Варенье малиновое, мед с пасеки настоящий, липовый…

Пришел я к мамаше на кухню, сел на стул. А она чай по чашкам наливает, смеется, ямочку мне показывает.

– Маргарита Петровна, – говорю я, – вы присядьте.

– Валерочка, – улыбается она, – я так счастлива, что в этом мире есть ты. Есть этот день, в который мы смогли как-то сблизиться, немножко узнать друг друга, а я так переживала, попробуй варенье, – она протянула мне чайную ложку.

– Я должен вам сказать… – начал я.

– Ты насчет Галочки? – шепотом заговорила мамаша. – Она хорошая девочка, много читает, а как великолепно рисует. Я сама удивляюсь! И ведь она эти картины написала сидя дома, даже не вышла в лес.

– Я хотел вам сказать, – снова начал я.

– А когда ей было лет восемь, – говорит мамаша, – она смешала все краски, абсолютно все! И как ты думаешь, какой получился цвет?

– Синий?

– Нет, Валера! – мамаша перекинула полотенце с одного плеча на другое.

– Зеленый?

– Нет!

– Красный?

– Черный, Валера! Так она плакала, а потом поняла, что надо смешивать по две краски, ну может по три, давай я тебе еще налью чая, – она подлила мне из чайника кипятка. – Варенье изумительное, и ведь я подумала, что наша жизнь, это тоже краски. Что смешаешь, то и получится.

– Наверное…

– Галочка, иди чай пить, – позвала она Галю. – И ведь добавишь черный, всё сразу же станет черным. Сразу же!

– Я пойду, – сказал я, глядя на часы. – Уже поздно…

– Хорошо, что ты к нам пришел, – она посмотрела на меня своими синими глазами. – Галочка, иди, попрощайся с Валерой.… Не пойму чем она там занимается?

Тут Галя прибегает, руки в краске, лицо в разводах.

– Валерочка, – мамаша протянула мне коробку с кольцами. – Или пусть пока полежат у меня?

– Пусть, – говорю я, а мне тяжело, да я не могу!

Вышел я на улицу, и что мне делать?

Нет большего счастья, чем любить! Да я с работы бегу, не могу остановиться! Еще немного, уже почти рядом. Осталась почта, газетный киоск, соки-воды, и я совсем близко.